Спальня Шторма совсем не походила на комнату, которую он занимал в тиритском доме. Здесь не было изящных безделушек или глупых ангелочков на потолке. Золотисто розовый свет клонящегося к закату солнца проникал в комнату сквозь большое, широко распахнутое окно. Большую часть спальни занимала широкая кровать, застеленная бежевым покрывалом. Вся мебель в комнате была из тёмного дерева, но не красноватого, как заведено на севере, а тёпло-коричневого. Ещу здесь стояло уютное кресло, небольшой секретер, шкаф с книгами и одеждой; вторая дверь вела, судя по всему, в ванную. Я вошла в эту комнатку и прикрыла дверь — заметить меня от входа было невозможно. Кресло стояло спинкой ко мне. Я надеялась, что Шторм решит почитать перед сном и окажется в максимально незащищённой позиции, но на часах была лишь половина шестого. Пришлось настроиться на долгое ожидание.
Шторм вошел в комнату почти без шума. Я не прождала и получаса. Похоже, пока я кружила вокруг дома, он успел переодеться — теперь на нём была светлая рубаха и кожаный жилет. Отросшие каштановые волосы были собраны в хвост, и кончики чуть развевались от свежего ветерка, доносившегося из окна. Шторм сел в кресло и взял со стола книгу. Я решила подождать, пока он углубится в чтение.
— И долго ты планируешь там стоять? — его голос вырвал меня из мира грёз, в котором я держала в руках его отрезанную голову.
Я бросилась на ганарца, но он молниеносно вскочил и отпрыгнул в сторону.
Мы прошлись по кругу, ожидая, кто же двинется первым. Я сделала выпад. Он снова ушел в сторону — я даже не задела его! Нужно было успокоиться. Чем сильнее я буду психовать — тем проще меня будет одолеть. А сегодня я рассчитывала записать на свой счёт ещё один труп.
— Значит, так это ты меня ждёшь? — прошипела я.
— Я разве обещал тебя ждать? — он удивлённо уставился на меня, и я против воли начала прокручивать в голове наш последний разговор. Лихо! Он действительно ничего мне не обещал. Великая Макошь, с чего я вообще решила, что он будет меня ждать? Припёрлась сюда, на край земли… Зачем?
— Действительно, не обещал. Но я всё равно убью тебя!
Злость придала мне силы. Я выбросила вперёд кулак и ударила Шторма в живот так быстро, что он не успел закрыться. Ганарец отлетел к стене, я бросилась за ним, крепко прижала его левую руку к деревянной панели и приставила нож к горлу. Доктор говорил, что "господин Хельди" после ранения не сможет владеть правой рукой так же хорошо, как раньше. Оставалось надеться, что доктор был прав.
— Что с Холлом?
— Тебя это не касается. Лучше бы помолился.
— Я? Помолился? Видишь ли, девочка, я собираюсь пожить ещё некоторое время, — возразил Шторм. Я чуть двинула лезвием. Красная струйка побежала по смуглой коже. Правой рукой мне приходилось удерживать нож и контролировать его больную руку. Нужно было побыстрее заканчивать с этим.
— Так зачем ты сюда явилась? Соскучилась?
Это ублюдок, казалось, не замечал, что остро наточенное лезвие упирается ему прямо в шею. Или его просто не волновало то, что я в любую секунду могу отправить его к праотцам?
— Дура была. Но теперь поумнела. "Я тебя люблю, бла-бла-бла!" — ты это всем говоришь, Себастьян — или как тебя там?
— А почему тебя это волнует? Ревнуешь, девочка?
— Ублюдок! — я двинула лезвие вперёд, намереваясь перерезать ему горло, но Шторм резко дёрнулся в сторону — и через секунду к стене была прижата я. Он с силой сжал мою руку с оружием — пальцы разжались, и нож упал на пол.
— Девочка, ты испортила мне любимую рубашку. У тебя что, совсем нет совести?
— Сукин сын! Кто бы говорил про совесть!
Я попыталась пнуть его, но ганарец лишь навалился на меня всем телом так, что я едва могла дышать.
— Что с Холлом? — повторил он.
— Он тебе что, брат названый? Я не знаю, что с ним! Когда уезжала из Тирита — он был жив, но потом я как-то не интересовалась его здоровьем!
— А чем же ты занималась?
— Тебя, ублюдка, искала! — заорала я, пытаясь скрыть подступающие к глазам слёзы, но они всё же выкатились из глаз. Теперь я уже ненавидела себя.
Неожиданно ганарец чуть ослабил схватку. Я тут же ударила его по повреждённой ноге и кинулась к ножу. Не тут-то было. Падая, Шторм схватил меня за куртку — и мы полетели на пол. Сначала мне удалось подмять его под себя, но через секунду я оказалась снизу, и он крепко прижал меня к полу.
— Это было больно, знаешь ли, — тяжело дыша, заметил он.
— Когда я перережу тебе глотку, будет больнее, — пообещала я, чувствуя, как срывается голос. Это было так унизительно!
— Ты всё такая же бешеная, — он вздохнул. — Почему ты не убила Хола?
— Дура была потому что. Да отпусти ты меня!
— Если я тебя отпущу — ты меня убьёшь. Я же не враг своему здоровью.
— Я тебя убью, даже если ты меня не отпустишь, понял?
— Чего ты так долго ходила вокруг дома?
До меня не сразу дошел смысл его слов.
— Ты меня видел? Ты знал, что я там, а сам целовался с этой… этой… этой фифой?
— Это она со мной целовалась. Ну ладно-ладно, не дёргайся! А то сломаю тебе что-нибудь ненароком.
Я попыталась его укусить, но он лишь чуть отодвинулся в сторону.
— Джульетта, знаешь ли, дочь богатого землевладельца. Я тут изо всех сил пытаюсь стать респектабельным членом общества. Женитьба на такой девице благотворно бы сказалась на моём статусе…
Я ругала себя последними словами. Как я могла быть такой глупой и слепой? Я ведь почти убедила себя, что люблю этого ублюдка. Но это ещё ничего! Я почти убедила себя, что он меня любит!
— Себастьян — это твоё настоящее имя?
Шторм, казалось, удивился смене темы разговора, но меня не отпустил.
— Да. Себастьян ла Лерта. Я, знаешь ли, родился в этих краях. Мой отец слишком любил скачки — он проиграл имение и всё имущество, когда мне было десять. Затем папаша окончательно спился, а я сбежал из дома и отправился в Ромнию. Дальше много всего неинтересного. Но я всегда хотел вернуться сюда. Степи, лошади, запах цветущей травы… Всё это нравится мне гораздо больше, чем вонь тиритских сточных канав.
— Отпусти меня.
На этот раз я почему-то просила. Злость ушла, осталось одно разочарование.
— Думаешь, стоит? Что ты будешь делать, если я тебя отпущу?
— Уйду.
— Разве ты не собиралась меня убить?
— Разве ты не говорил, что любишь меня? — невесело усмехнулась я.
— Ты пожелала мне провалиться сквозь землю вместе со всей мой любовью. Или я что-то путаю?
Что я могла сказать на это?
Шторм поднялся сам и подал мне руку. Я проигнорировала этот мирный жест и встала на ноги… Мы стояли друг против друга, не шелохнувшись. Нужно было уходить. Развернуться и выйти в дверь — но я не могла заставить себя двинуться с места.
— Три месяца
Я не поняла о чём он.
— Три месяца! Какого лешего ты так долго там возилась!
Шторм шагнул ко мне, или я шагнула к нему — не важно. Важно лишь то, что я ощутила запах нагретой солнцем кожи, травы и ветра. Это был запах его объятий. Запах этого мужчины. Запах этой страны. Запах жизни.
— Тебя было сложно найти, — пролепетала я, жмурясь от солнечного света.
— Меня? Сложно? Да я чуть ли не каждой собаке в Ганарии рассказал о том, где я и как меня найти!
— Я не разговаривала с собаками.
— Значит, тебе всё-таки нужны мои нравоучения и всё остальное?
— Нравоучения, пожалуй — нет.
Мне хотелось, чтобы он снова поцеловал меня. Не так, как в прошлый раз, а по-другому, хотя как это «по-другому» — я и сама не знала.
— А как же твоя Джульетта?
— Какая Джульетта? Ах, эта Джульетта? Девочка, я же с ней умру со скуки!
— Значит, ты не собирался на ней жениться? — очарование момента куда-то унеслось. — Зачем тогда ты мне тут вешал лапшу на уши? Поиздеваться захотелось? Ты ублюдок, Шторм, ты знаешь об этом? Как ты мог вообще… Он закрыл мне рот поцелуем. И это было правильно.