Лилия пошевелилась во сне и придвинулась к нему поближе. Грогар посмотрел на нее и снова вспомнил Марту.
«Да что же это такое?! Одумайся! Кто она тебе? Всего лишь крестьянка, девчонка без роду и племени. На что она тебе? На что?!»
И, вопреки своим же мыслям, Грогар нежно обнял ее. Будто кто-то шепнул ему: дурак, может, бог, судьба – что там еще? – дает тебе то лекарство, в котором ты так нуждался все это время! Береги ее, плут! Эх, ты, израненная душа…
16
Грогар проснулся с крайне неприятным чувством. Он злился на себя за слабость. Он стал старательно припоминать все свои попойки, жаркие ночи, идиотские выходки, которых во всяком приличном обществе постыдились бы.
«И тогда мы с виконтом Харальдом и Аделаидой, пьяной, как мужичка, вышли из кареты совершенно голые, – мучительно выводил он про себя, надеясь, что это оживит его хоть немного. – У всех ста пятидесяти человек отвисла челюсть. Отвисла челюсть… Отвисла… челюсть. О боги, что же это такое!»
Воспоминание, от которого его всегда бросало в краску, сейчас показалось ему чем-то вроде кукольного представления на рынке, даваемого немолодым, изможденным и потрепанным субъектом. Тоска. Ничем не избыть хандру, овладевшую им. «Что ж, неплохо иной раз и погрустить. Для разнообразия, черт возьми».
И тут Грогар наконец осознал, как сильно у него болит голова. Тупая изматывающая боль – такое ощущение, будто кто-то перемешивал в голове мозги, точно кашу в котелке.
Он потер виски. Лёг. Попытался заснуть. Боль не стихла. Проснулась Лилия, измученно поднялась – волосы растрепались, глазки заспаны. Взглянула на Грогара и… расплакалась.
– Ты что это? – удивился Грогар.
– Голова болит. Сильно.
– Голова… болит?
Господин Дьярв резко обернулся.
– Что ты сказала? – возбужденно спросил он, приблизив вплотную своё осунувшееся, с темными кругами под глазами лицо к девочке. Она в страхе отшатнулась от него.
– Она сказала, что у нее болит голова, только и всего, – ответил за нее Грогар, прижимая ребенка к себе. – А что?
– У меня тоже… – испуганно заморгал старик.
– Что тоже? Тоже голова болит? Представьте, и у меня она болит. И еще как.
Старик вскочил как ошпаренный и закричал:
– Нам надо немедля уходить! – …чем напугал не только Лилию, но и спавшего – или делавшего вид – Лунгу. По кислой мине слуги Грогар понял, что и он… и он страдает от этой напасти.
– Ну ты и… хитрец, – ухмыльнулся Грогар. – Держишь ухо востро? Все слышал? Что, и у тебя?
– Да, – хмуро бросил он. – Болит.
– Странно, – произнес Грогар и спросил, обратившись к ученому: – В чем, собственно, дело? А, дражайший мой друг? Объясните нам.
– Уходить надо…
– Так ведь ночь нескоро.
– И тем не менее. Все дело, господин Грогар, в магическом кольце. Оно не привязано к одному месту, понимаете? Завеса волнуется, перемещается. Она как веревка, слабо натянутая меж двух столбов – колышется туда-сюда, но известных пределов не покидает. Наша головная боль говорит только об одном – мы в пределах магического кольца. Промедление подобно смерти – мы должны покинуть пещеру сейчас же, иначе… – Лёлинг горестно вздохнул. – Иначе мы сойдем с ума.
И им пришлось покинуть свой дневной приют так поспешно, как только могли, ибо боль усиливалась, а бедняжку Лилию стошнило, после чего она едва не лишилась чувств.
Скатившись чуть ли не кубарем по склону горы в низину (о звере никто и не вспомнил) и очутившись на небольшой поляне, окруженной лесом, запыхавшиеся путники почувствовали облегчение. Лилия, выбравшись из заплечного мешка-кафтана, даже запрыгала от радости.
– Это называется из огня да в полымя, – сказал Грогар, облегченно повалившись на холодную, уже слегка тронутую желтизной траву. По небу, гонимые влажным прохладным осенним ветром, беспокойно проплывали темные облака.
– Да, наверное, – глухо отозвался ученый.
– И что дальше? Куда пойдем?
– Не знаю. Дайте подумать.
– Мой господин. Посмотрите-ка.
Все посмотрели туда, куда показывал Лунга. Со стороны гор шел, шатаясь, словно пьяный, человек. И походил он на мертвеца, на живого… мертвеца. И дело было не в истлевших лохмотьях, едва прикрывших почерневшее тело. Дело было в его облике: восковое лицо напоминало маску – кошмарную, неподвижную маску; глаза полнились неестественной пустотой. И в то же время, несмотря на всю свою неподвижность, лицо… непрерывно двигалось: оно дергалось, губы быстро-быстро что-то шептали.
Оно словно было соткано из тысяч крохотных кусочков.
– Безумец, – прошептал Лёлинг. – Это безумец, потерянный. Один из тех, кто побывал в магическом кольце.