19
– Вот тебе! Вот тебе! – Лилия прыгала вокруг поверженного зверя и хлестала его по бокам тонким прутиком.
– Тихо, красавица, – печально произнес Грогар, сидя на коленях перед Лёлингом. – Лунга, уведи ее. Незачем ей это видеть.
Исследователь древностей умирал. Он лежал на спине, раскинув руки, из вспоротого живота лепестками пышного цветка раскинулись окровавленные внутренности.
– Это был… гарм. – Дьярв обратил к Грогару грустные-грустные глаза.
– Замолчите. Я вытащу вас. Вы не умрете.
– Вы сами не верите себе. Я знал, что конец мой близок. Предчувствовал. Даже не так. Я понял. Извините. Идите же. Продолжайте путь.
– Нет, я не брошу вас здесь.
– Он… придет. Он близко.
– Я вас не брошу.
– Идите. Сегодня он удовольствуется мной. Ну же!
Дьярв закашлялся – изо рта хлынула кровь.
– Прошу тебя… Грогар. Пожалуйста… забери мои записи. Они там, там… у…
– Я понял.
И Грогар взял старика на руки.
– Я не оставлю тебя здесь одного, и пусть колдун катится ко всем чертям.
– Нет… – слабо вырвалось у Дьярва.
Он был лёгок, точно ребенок. Ярл сделал шаг и увидел, как голова ученого запрокинулась назад, но не придал этому значения и упрямо понес старика на руках, не замечая, как кровь пропитала насквозь его собственную одежду. Сзади шли Лунга с Лилией, и девочка всхлипывала.
– Мой ярл! – говорил Лунга – Остановитесь! Что вы делаете? Опомнитесь, ведь господин Лёлинг умер!
Грогар ничего не отвечал, решительно шагая вперед, задевая ветки, перешагивая через поваленные деревья.
– Логал! – обиженно воскликнула девочка. – А как же мы?
Грогар остановился. Оглянулся, посмотрел на нее. По щекам ребенка текли слезы.
– Не сходите с ума, ваша светлость, – сказал Лунга. – Он умер, а мы-то нет. Нам придется бросить его. Посмотрите – солнце еще не зашло. Мы в опасности. Вспомните, что он говорил перед смертью. Мы должны выжить, ваша светлость. Оставьте его, нам не хватит сил его нести до Врат. Как ни жаль.
Грогар осмотрелся. Они находились в центре поляны. Вздохнул и бережно опустил старика на землю. Сел на колени.
– Прости меня.
Какое-то странное чувство охватило его. Он вдруг понял, что за ним пристально наблюдают.
Выжидают. Надеются.
Грогар всмотрелся в чащу.
– Где ты? Покажись!
– Где ты… – повторило эхо. – Покажись…
– Это последняя жертва! – закричал Грогар. – Клянусь, больше ты ничего не получишь!
– Не получишь…
– Бежим, – сказал Грогар. – В горы.
Поляна выходила к ручью. Грогар забежал в холодную воду, скинул с себя верхнюю одежду и с наслаждением зачерпнул горсть. Умыв лицо, он в последний раз взглянул на поляну.
Там кто-то находился – маленькая неясная фигура.
20
Благословенно раннее утро. Грогар всегда питал слабость к этому чудесному времени суток и мог сказать с уверенностью, что осеннее утро – это нечто особенное!
Представьте себе неспешно роняющие листву суровые дубы-старики; чернеющие во мраке сосны-призраки, колючими негнущимися пальцами-ветками разрывающие густой туман, что змеей стелется по земле; росу, повисшую на усталой прелой траве; шуршащую сказочную тишину; холмы, скрывающие горизонт, который в эти мгновения кажется особенно далеким…
Долго шел небольшой отряд Хтойрдика – всю ночь, пока не добрался до вожделенной деревни, бывшей когда-то местом обиталища охотников и стражи колдуна. Ардамен отстал и затерялся в ночи, впрочем, никто этого и не заметил.
Примостившиеся меж деревьев избы – посеревшие, одряхлевшие – произвели на основательно подуставших путников гнетущее впечатление.
– Надо прятаться, ибо утро, – задумчиво произнес Грогар, осторожно спустив зевающую девочку на землю. – Только сдается мне, верней, чуется как-то, что зверь любит рыскать здесь… поблизости. Будем ли в безопасности?
Тут он внезапно остановился, словно пораженный какой-то мыслью.
– Постой, – сказал он.
Лунга, похоже, настолько выдохся, что ему было все равно, что там болтает его хозяин, – безжизненное лицо, потухший взор, уста искажены страданием.
– Что? – эхом отозвался он.
– А был ли зверь?
– Не понимаю.
Грогар поглядел на слугу.
– Э, брат, да ты совсем плох. Устал? Или еще что?
– Устал, ваша светлость. Мочи нет.
– Отлично. Давай-ка обследуем это селеньице. Найдем укрытие, подкрепимся тем, что боги послали, и обдумаем наше положение.
Жилища в деревне, как уже выше отмечалось, пребывали в печальном состоянии, что неудивительно, если учесть их столетнюю агонию, выражавшуюся в постепенном срастании с дикой нравом матушкой-природой. Там, где отсутствовала крыша, внутреннее убранство представляло собой буйную молодую поросль. Другие дома уже практически затянулись землей и напоминали грибы, важно выглядывавшие из зарослей, их окружавших. Более-менее пригодные строения отвращали пылью, затхлостью и общим ощущением крайне неуютного запустения.