Совсем отчаявшись, путники отыскали-таки жилье, где кое-как можно было устроиться. В здании, судя по всему, когда-то принадлежавшему местному шультейку, а может, и главарю разбойников, Грогар первым делом обнаружил ржавую миску, валявшуюся у порога, и кучу выбеленных годами костей разных мелких животных. Внутри в глаза бросался большой стол, видно, дубовый. В правом углу, на полочке – темные картины в массивных рамах, на которых еще угадывались силуэты нарисованных фигур. Вокруг картин этих венчиком лежали цветы, причем не совсем еще увядшие.
Они-то и навели Грогара на мысль, что дом этот за прошедшее столетие не раз воскресал к жизни: кто-то его посещал.
– Будь что будет, – сказал ярл, входя и осматриваясь. – По крайней мере, отдохнем сколько сможем.
Скудный завтрак состоял из яблок, горстки грецких орехов, сорванных с кривого орешника на околице, и воды.
– Я понимаю, – говорил Грогар. Лунга смотрел на него слипающимися глазами. – Я понимаю, что безрассудно оставаться здесь. Но послушай, что я тебе скажу. Не дает мне покоя рассказ бедняги Дьярва. Колдун, превращаясь на рассвете в зверя, рыщет по долине в поисках добычи, а с наступлением сумерек возвращает себе свой подлинный облик. Между тем там, у ручья, кого мы видели? Не колдуна ли? Как думаешь?
– Думаю, это был он, ваша светлость.
– А солнце-то еще не село.
Лунга оживился.
– Логал, можно погулять? – вдруг подала голосок Лилия. – Смотли – солнышко плоснулось!
– Нет, ни в коем случае. Сиди здесь. Поспи. И не мешай нам разговаривать.
– Я не хочу спать!
– Так, сейчас же угомонись! Мы не на воскресной прогулке в королевском саду. Или ты забыла о чудовище? Не успеешь и глазом моргнуть – сцапает оно тебя и съест. – И Грогар обернулся к слуге: – Ну, что думаешь?
Лилия недовольно фыркнула и забралась на стол, где стала пальцем водить по толстому слою пыли.
– Думаю, – ответил Лунга, – оно и действительно не село.
– Вспомни пророчество.
– Какое?
– Мине скушно!
– Помолчи. Вспомни Гаррово пророчество.
– Но господин Дьярв сказал, что оно не Гаррово…
– Может, и Гаррово. А может, и нет. Нам уже не узнать. Если только мы не закопаемся в королевской библиотеке. Что-то бедняга ученый нам недоговаривал. Может, опасался насмешек с моей стороны… Ну что, вспомнил?
– М-да, кажется, припоминаю. Ну и что? Оно мне сразу показалось, м-м-м…
– Выдумкой?
– Слишком уж красиво. При всем уважении к святому…
– …он бы так никогда не сказал, учитывая его – только не кипятись, пожалуйста, – безумие.
– С вашего разрешения, ваша милость, я поправлю: учитывая его святость…
– …что, зачастую, одно и то же.
– В общем, я понял. Пророчество Гарро выглядело бы немного по-другому, ибо его воспаленный разум любое божественное откровение переиначил бы на собственный дремучий лад. Насколько я знаю, Гарро всегда был несколько… косноязычен?
– Фи, какие вы умные…
– Вы правы, ваша светлость. Он говорил туманно, образами и намеками. Вот, например, одно из самых известных его предсказаний:
И припал Востбальгдт ко стопам ахеемитян, и возопил он:
Внемлите же, язычники, гласу богов!
Ибо единый будет дадиен вам Государь,
И вознесеша он свет Отцев надо теменем идоловищ Катхейских,
Приимет чашу веры и уплывет во моря…
– Все, все, не надо больше!
– Но оно…
– Нет-нет. Слушай меня. Уверен, если старик и видел Гарро, то услышал от него нечто похожее на то, что ты сейчас тут пропел. Следовательно, господин Дьярв, да смилуются над ним Святые Отцы…
– …аминь, ваша светлость…
– Не перебивай. О чем это я? Ах, да! Так вот, не кажется ли тебе пророчество, высказанное нашим высокоученым исследователем древностей, знакомым? И это словечко – как бишь его? Па… Па…
– Паихни, мой господин.
– Точно! У тебя память, как у скряги Фроста Либертранского – он всегда отлично помнит, сколько кому дал взаймы, сколько у него бутылок красного лакусского в подвале и сколько мешков овса и пшеницы в закромах!
– А мой дедуска тоже умеет щитать! И у него много-племного месков с псеницей!
– Рад за него. Спи давай. Итак…
– Я вспомнил, ваша милость.