– Э-э… вы почти угадали, сударь. В общем, как бы поделикатней… Гендрик, – обратился он к морщинистому сухопарому старику с всклокоченными бровями и налитыми кровью глазами на небритой физиономии, – может, скажешь, то бишь, расскажешь… про Йенса-то. Что он там учудил… ты ведь его дед, как-никак.
Гендрик грохнул кулаком по столу и сказал неприятным трескучим голосом, адресуясь к Лунге:
– Ты! Что гнёшься? Святоша нашелся! Развлекался парень, а ты? В жопе, что ль, засвербило у тя при виде титек?
– Что ты, Гендрик! – усовестил его Яков. – Не надо так. Лучше я скажу, а то… как бы… Значит так, благородный сударь, у нас здеся, в избе, в самой избе-то, молодежь любит… того…
– Потрахаться, – подсказал Грогар.
– Э-э… да. Ну и тогда…
– Они втроем насиловали бедную девушку! – крикнул, вскочив, Лунга. – Безбожники! Насиловали прямо на этом столе! Я пытался вразумить их…
– Прямо на этом столе и втроем? – проговорил, вытаращив глаза, Грогар. – В… как там у вас это зданьице называется? Закон? Декларация?..
– Приказ, – подсказал третий старик, глава старателей – невозмутимый, прямой как палка; руки сложены на груди, в одном ухе серебряное кольцо – одним словом, монтан. И имя у него было соответствующее – Умхаг Хосса, что в переводе значило Великий Коршун.
– Приказ, – повторил Грогар. – В приказе?
– В приказе, – невинно подтвердил Яков. – А что тут такого?
– Мне нравится ваш подход, любезнейший. Действительно, а что здесь такого?
Шультейк робко улыбнулся и часто заморгал, видимо, силясь понять, шутит господин ярл или нет.
– К слову. Не найдется ли у вас… м-м-м… девушки… попригожей? Чтобы кровь с молоком! А лучше двух!
Шультейк улыбнулся шире.
– А то я устал, видите ли. И пойла вашего налейте – как оно у вас называется? Священное пиво? Ха, шутники.
Шультейк продолжал улыбаться.
– Ну все. Можете идти.
Троица чинно поднялась и двинулась к выходу.
– Одну минуту! – сказал Грогар. – Гендрик, голубчик, ты слышишь меня? Мы ж не поставили точку в истории с моим слугой. Передай своему Йенсу и всем остальным, что, если с головы моего слуги упадет хоть волос, Рийго обезглавит его самого. Понял?
Гендрик хотел, наверное, ответить Грогару в том же духе, но Великий Коршун бесцеремонно вытолкнул Йенсова деда из избы и ответил за него:
– Он все понял, хозяин. – И, чуть помедлив, добавил: – Но слуга ваш… прославился на всю деревню.
– Эх, приятель. Таков уж он. Ничего с ним не поделаешь.
Лунга проводил старейшин Копотни высокомерным взглядом.
– Только не начинай, – предупредил его Грогар.
– Если б вы видели…
– Дурак ты, Лунга. Пойди лучше проследи за Лилией. Как она там, накормили ее или нет? Завтра, дадут боги, выезжаем. Когда за Рийго послали? Три дня назад? Может, встретим его по дороге…
39
Оставшись один, Грогар предался размышлениям вслух, что, наверное, со стороны выглядело немного странно.
– И все-таки я счастливчик! – сказал он, с отвращением потягивая «священную» пакость и вспоминая последние часы, проведенные в Круге Смерти.
Ассоль исчезла, оставив после себя страшную усталость. Грогар сделал несколько шагов и понял… что не дойдет.
– Что с тобой, Логал? – поинтересовалась Лилия. – Почему ты сел на семлю?
– Не могу, – ответил он. – Я устал, красавица. Не могу идти.
– И что зе делать? – заплакав, спросила девочка.
– Не знаю…
Она так и сидела около него, лежавшего в пыли на обочине дороги согнувшись и сжимая кулаки, вперив взгляд в одну точку…
Грогар очнулся от крика Лилии. С трудом поднявшись, он обнаружил четырех всадников в кожаных куртках, в сапогах с отворотами, с мушкетами за спиной и топорами за поясом. С ними была оседланная лошадь.
Во главе их ехал величавый бронзоволикий старик – Умхаг Хосса.
– Вставай, – сказал он, с любопытством разглядывая его и прижавшуюся к нему девочку. – Мы за тобой.
– Кто вы?
– Друзья. Лунга сказал, где искать тебя. Рад, что вы оба живы, даже удивлен, что вы, судя по вашему виду, так легко отделались. Виряй, помоги ему. В седле усидишь?
– Усижу.
Один из всадников спешился и помог Грогару забраться на коня, а потом посадил к нему Лилию.
– На, держи. – Хосса кинул ярлу сверток и фляжку. – Выпей и подкрепись.
В обратный путь тронулись немедленно; спасители Грогара и Лилии оказались крайне немногословными и невозмутимыми ребятами. Они часто останавливались на привал, во время которого тихо и коротко переговаривались, при этом внимательно глядя по сторонам.