Жизнь так коротка, цените каждую её минуту…
Предисловие.
В актовом зале универа яблоку негде было упасть. Народ толпился не только в дверях, даже в проходе. Мы с подругой припозднились, свободных мест уже не было. Оно и к лучшему. Мы «припарковались» просто идеально - в первом ряду прямо напротив сцены, которая пока пустовала в ожидании аншлага.
До начала концерта оставалось меньше пяти минут, и народ в зале начал уже беспокоиться. Повсюду раздавались свист, топанье и недовольные выкрики озабоченных фанаток. В основном поклонницы и составляли сегодняшнюю публику. Я осмотрелась по сторонам: практически одни знакомые лица. В первом ряду расположились старшекурсницы с филфака. За ними сидели «юристы» и «журналисты». Чуть подальше – «философы». В дверях же толпились лохушки и неудачницы, которым ничто человеческое не чуждо. Ведь в очках с толстенными линзами не всегда же смотреть только на лекторов. Троица красавцев, по которым сходила с ума вся прекрасная половина универа, - куда более увлекательное зрелище!
Наконец, свет погас, и включилась иллюминация. Напряжение в зале усилилось. Топот стал ещё сильнее, крики перешли в девчачий визг, какой бывает на концертах мальчуковых групп. Огромный шар, висевший прямо над сценой, закрутился, и многочисленные огни всех цветов радуги, играя в догонялки, наперегонки забегали по залу. Из-под пола, шипя и булькая, расползался во все стороны туман, заполняя постепенно всю сцену. Затем одновременно включились прожекторы, освещая три мужских силуэта, стоящих в одинаковой позе - опустив голову и скрестив руки перед грудью.
Толпа взорвалась. Это были уже не крики и даже не визг, скорее, напоминало рёв обезумевших фанаток, усиливающийся с каждой секундой. Но это были только цветочки. По опыту, концерт универских «идолов» заканчивался настоящей вакханалией в зрительном зале.
Двое меня не интересовали. Я смотрела только на одного. Сегодня он казался ещё красивее, чем обычно. Сквозняк, хозяином гуляющий по сцене, растрепал его чёрные длинные, немного вьющиеся волосы, давая всем помешанным, к которым относилась и я, возможность насладиться красотой его милого личика. Выпуклые скулы, немного задранный кверху нос, пухлые губы с пирсингом в виде маленького серебряного колечка и чуть заметная родинка над верхней губой – вот они – причины всеобщего помешательства. Подведённые стрелками и без того узкие глаза его бегали по залу, будто кого-то искали. Чёрный пиджак, застёгнутый лишь на пару пуговиц, был надет прямо не голое тело, и, если приглядеться, то можно было даже увидеть маленькие волоски, покрывавшие его крепкую мужскую грудь.
Сердце моё затрепетало. Ветер донёс до меня его запах - запах дорогого мужского парфюма вперемешку с запахом миндального шампуня, который даже не мог перебить немного пошипывающий нос кисловатый аромат заполнившего зал тумана.
Троица заняла свои места: один из них сел за барабаны, двое, в том числе и объект моего внимания, взяв в руки бас-гитары, встали по обе стороны сцены. И под восторженные взгляды поклонниц и громкие аплодисменты началось то, ради чего все здесь и собрались.
Громкая музыка, казалось, била по вискам, заставляя иногда вздрагивать. Но то было не от страха и не от неожиданности. Всё было от восторга, который переполнял меня в ту самую минуту. Стоило ему лишь подойти к микрофону и открыть рот – и я … пропала…
- Не даёт покоя чей-то пристальный взгляд –
Я никак не разберусь: это друг или враг.
Мне опять не уснуть в эту тёмную ночь,
Может, смотрит моя тень, может быть, чья-то дочь…
- раздавался со сцены не по-мужски нежный, томный голос. Сердце не дрогнуло бы в тот миг только у человека, у которого его не было вовсе.
Он двигался в такт музыке, периодически дёргая головой, поправляя съехавшую на глаза чёлку, и отходил от микрофона лишь в моменты проигрыша, высоко поднимая гитару и дёргая за струны так, что, казалось, ещё немного, и одна из них не выдержит. Толпа же в это время своим рёвом перебивала даже музыку. От криков, раздававшихся кругом, была вероятность потери слуха.
- Может, всё-таки да, а, может быть, и нет,
Но я жду-не дождусь, когда наступит рассвет.
Я под утро усну, но в каждом сне подряд
Мне не даёт покоя чей-то пристальный взгляд.
Мне не даёт покоя… - продолжал он.
Мне было так хорошо! Боялась, что от счастья закружится голова и я упаду прямо здесь, перед сценой. Я всё ещё не могла поверить, что это происходит со мной.
Он пел для всех. Но я знала, что эти слова были для меня одной.
Вы когда-нибудь любили настолько, что ради одной ночи с любимым готовы были продать душу дьяволу? Моя любовь была именно такой…
Глава первая «Первый блин комом»
За окнами была весна в самом её разгаре – пора, когда бушуют гормоны, «душа поёт, а сердце плачет», прямо как в песне. Но моё бедное сердце обливалось слезами уже с самого начала учебного года, с того самого дня, когда я поступила в этот злосчастный университет. Нет, универ, конечно, престижный, и учиться здесь – мечта каждого абитуриента. Но для меня эта мечта обернулась проклятьем.
Судьба особо не напрягается. У всех романтичных особ в жизни один и тот же сценарий. Разве нет? Школа. Первая любовь - в началке, последняя – в старших классах. На уроках вместо того, чтобы слушать учителя, с обратной стороны тетради ты рисовала карандашом его портрет. На переменах сторожила напротив кабинета, надеясь, что он обратит на тебя внимание. Ты сходила по нему с ума. Но ни диета, ни увлечение, до него даже немыслимое, «Алисой» или футболом, не помогло. Он всё равно выбрал твою одноклассницу. Потом универ. Та же история. Он – звезда. А ты – простая смертная. Поэтому и здесь никаких шансов! Только и остаётся утешать себя по ночам глупыми мечтаниями, представляя ваш поцелуй, объятья и испытывая при этом неимоверное удовольствие. А с утра в универе вновь глотать сопли, наблюдая за объектом своих грёз издалека, надеясь на то, что всё равно рано или поздно он будет твоим.
Это и мой сценарий тоже. А я – романтичная особа. Но теперь я знаю точно, что любой сценарий можно переписать, и что в жизни не всё так просто, как кажется…. Бывают вещи, не подвластные никакому объяснению….
Я - Анжелика Синицына, или Лика, как называют меня родные и близкие. Романтичность, видимо, передаётся по наследству. Имя мне дала мама, начитавшись в своё время любовных романов Анны и Сержа Голон. Бабушка же, судя по всему, увлекалась Дюма, потому как маму мою зовут Констанция Станиславовна.
И живём мы с мамой вдвоём в маленькой двушке на окраине столицы. Отец мой в лучшем мире уже лет пятнадцать. Но я получила мужское воспитание – папиным армейским ремнём, висевшим на гвоздике в маминой комнате. Я не осуждаю маму ни в коем случае. Благодаря её воспитанию я выросла порядочной и послушной, а не разбитной и гулящей, как многие девушки моего возраста. Бабушка, недавно присоединившаяся к папе, называла меня «кладом» для будущего мужа. Мама же не одобряла эти её разговоры, говоря о том, что «первым делом самолёты», ну а мальчики потом. Больше всего в жизни мне не хватает бабушки. Ведь только с ней я и могла поговорить о наболевшем, чего мама никогда бы не поняла!
Констанция Станиславовна работает учителем самого могучего и великого языка в школе № 1235 и подрабатывает репетиторством, что приносит основной доход в нашу небольшую семью. Поэтому вопроса, куда мне поступать, даже не возникало. Закончив эту же школу с золотой медалью, я без проблем оказалась в списке студентов одного из самых престижных университетов Москвы, в группе «Л-101», где и обучают тому самому языку. В универе я тоже на хорошем счету. За мои успехи в учёбе и за бойкий характер меня назначили старостой группы, а Лёня Васильков, наш народный вещатель, наградил меня прозвищем Немезида.