– Неужели? – Виклунд перехватил меня под мышками, повертел, как тряпичную куклу, из стороны в сторону. – Действительно. Ай да граф, ай да наш жеребчик.
И мужчины заржали, неявно продолжив лошадиную тему беседы.
– Поставь меня на ноги, – велела я громко и потянула носом.
– Обещаешь не драться?
– И не лезть к окружающим с объятиями?
– И объяснить, каким образом тебе удалось разделить ложе с ее величеством?
– Драться не буду, объятия мои вам придется заслужить, а что касается вашего последнего вопроса, – оказавшись на полу, я покачнулась на каблуках и обвела всех троих собеседников грозным взглядом, – вынужден заметить, что считаю его недостойным мужчины и дворянина и оставлю его без ответа.
Я их пристыдила, Станислас даже покраснел и потянулся за спину к своей мандолине.
Мы были у кровати Патрика, я сокрушенно вздохнула, поправила краешек простыни на груди лорда Уолеса и обратилась с вопросом к ближайшему брату-медикусу. Тот заверил, что состояние нашего друга не внушает опасений больших, чем об остальных, что уход за ним осуществляется с достаточным тщанием, что ничего сверх того, что могут предоставить ему в госпиталии, больному не требуется. Брат-медикус был знакомым, именно он присутствовал при моем эпохальном аресте, его звали Гвичи, и я уважительно обратилась к нему по имени. Брат Гвичи светло и грустно улыбнулся на это. Маменька моя, дай ей Спящий здоровья, всегда говорила: «Собственное имя, услышанное из уст человека, обличенного властью, звучит слаще музыки. Запоминай, дщерь моя, как зовут арендодателей, слуг, кузнецов и кухарок, прачек и повитух. Так ты приобретешь власть не силы, но любви». Сейчас я заслужила пусть не любовь, но явно расположение маленького медикуса. Он тоже поправил простыню на Патрике, и я поняла, что времени теперь моему другу он будет уделять больше.
О стреле я вспомнила позже, когда мы с друзьями уже покинули госпиталий. Но как вспомнила, так и забыла. Возвращаться не хотелось, я опять разревусь, опять впаду в неистовство, а мой организм, только оправившийся от отравления, мог этого и не перенести. Я попросила разыскать этельборов артефакт встреченного в коридоре пажа, тот поклонился в ответ, уважительно рассматривая мое левое ухо с королевским адамантом. Явно повысившийся статус графа Шерези вызывал во мне удовольствие, а тревогу – то, что настроение мое действительно болталось из стороны в сторону, как флюгер на ветру.
Гэбриел ван Харт нас покинул, попрощавшись с Оливером и Станисласом, и друзья повели меня в наши покои.
Тысяча мокрых фаханов, какой стыд! Я вспомнила, как обнимала колени ненавистного ван Харта и мысленно застонала. Что за комичная нежность? И это сразу после вспышки яркой, как огонь, ненависти. Почему меня так треплет? Я никогда не страдала истериками, никогда. Я была нормальной спокойной девой, взращенной на природе, хорошо и разнообразно вскормленной, иногда порывистой, но веселой и благодушной. Даже в эти дни, когда женщинам вроде как положено проявлять плаксивость и прочие дамские чудачества, я ничего необычного не ощущала. Неужели…
– Мне нужно сначала посетить библиотеку, – сообщила я друзьям.
– Что тебя там интересует? Древние трактаты об искусстве любви? – напел Станислас.
Я отвесила ему затрещину:
– Какие из сплетен о моем неожиданном возвышении успели достигнуть ваших ушей?
– Все, – сказал Виклунд, – и мы с доремарцем решили не верить им.
– Почему же? Некоторые из них довольно эпичны.
– И противоречат друг другу. – Станислас потер затылок. – В узилище мы видели, что ты не был ранен. И когда ты успел убить де Краона? До узилища или после?
– И как? – Оливер окинул критическим взглядом мою фигуру от адамантовой звезды до кончиков мягких кожаных сапог. – Не с твоими данными, Цветочек, людей убивать.
– Что за оскорбление!
– Убить-то ты, конечно, мог, – великан примирительно обнял меня за плечо и увлек по дорожке в сторону замковой библиотеки, – ядом, например, или зашутить до смерти, но в бою, любезный Шерези, у тебя не было шансов. Мы же знаем, что твоя победа над здоровяком Туренем…
Мне захотелось расплакаться от обиды. Ох, Шерези, что-то ты неправильно понял в объяснениях феи, дающей имена, или с арифметикой напутал. А еще опять стал называть себя в мужском роде. Святые бубенцы! Мне нужно узнать точную дату затмения! А бессмысленные оправдания только отнимают время и путают мысли. К чему я вообще эту ерундовую беседу начал? Скажи правду, Бастиан, просто скажи правду своим друзьям.
– Я поразил де Краона стрелой.