Джейми дочитал письмо, и его обуяли возмущение и ярость. Кровь отлила от его лица и взгляд стал суровым.
– Ты только послушай, Альфонс! – с горечью воскликнул он и прочёл письмо вслух.
Глаза вождя тоже загорелись гневом.
– Значит, пришлют доктора, когда позволят обстоятельства! – сказал он. – Ну, тогда он увидит много могил, лечить будет уже некого. А ты как решил? Что будешь делать, сын мой?
– Останусь здесь! – с жаром воскликнул Джейми. –
Скажи констеблю Моуисти, я буду в чуме Деникази, там пятеро больных чипеуэев. Хочет меня забрать – пускай приходит туда.
– Не горячись, сын мой. Питер Моуисти сам из племени кри. Его не надо бояться. Захочешь, он уедет на юг без тебя.
Но только подумай как следует. Сдаётся мне, полиция пошлёт за тобой ещё кого-нибудь.
– Тут ещё о многом надо подумать, – уже спокойнее ответил Джейми. – Они обращаются с Энгусом как с нищим. Я должен добыть денег, чтобы позаботиться о нем: вдруг он ещё долго проболеет. В сиротском доме я ничем не смогу ему помочь, а ведь если я поеду в Те-Пас, меня уж наверно засадят в сиротский дом. А если останусь здесь, буду промышлять пушного зверя, и… и потом, есть ещё сокровища викинга! За них наверняка дадут кучу денег. И
мы все равно пойдём за ними на Север! Это самый лучший выход, Альфонс!
Альфонс подошёл ближе, задумчиво кивнул:
– Пожалуй, ты прав, сын мой. Но помни, ты ведь белый.
Значит, белые так легко тебя не отпустят. Не забывай, они твой народ.
Джейми сжал кулаки, скомкал письмо, бросил его на лёд. И сказал с горьким вызовом:
– Мой народ? Ну, нет! Вы тут можете умирать, а они пальцем о палец не ударят. Нет, Альфонс, это не мой народ! Альфонс искусно перевёл разговор.
– Тебе самому решать, – сказал он. – Дядя написал, чтоб ты сам решал, как тебе поступить. Но вот что: если едоки оленины могут теперь обойтись без вас, лучше бы перевезти Питъюка в вашу хижину – там его легче будет выходить.
Упоминание о Питъюке сразу остудило гнев Джейми:
– Да, правильно. Чипеуэи теперь обойдутся и без нас, лишь бы вы привозили им мясо и топливо. А Питъюк совсем больной.
На другое утро, когда Джейми и Эуэсин запрягали собак в нарты, из своего чума вышел вождь Деникази. Он был ещё слаб, но не сгибался под холодным ветром. Молча смотрел он, как друзья осторожно положили Питъюка, который от жара почти потерял сознание, на нарты Эуэсина и укутали оленьими шкурами. Только после этого
Деникази кашлянул, чтобы привлечь их внимание, и, даже не глядя на них, пробормотал несколько слов.
– Что он сказал? – спросил Джейми: он не понимал языка чипеуэев.
– Сказал: мы будем здесь, – перевёл Эуэсин.
– Вот так благодарственная речь за все наши заботы!
Эуэсин пронзительно взглянул на друга, и его всегда мягкий голос зазвучал сурово:
– Иногда мне кажется, ты совсем нас не знаешь, Джейми. Зачем нужны длинные речи? Что значат слова
Деникази? Что пока в краю этом есть чипеуэи, у нас всегда будут друзья. Разве этого мало?
Джейми смущённо вертел в руках постромку.
– Прости, Эуэсин, – пробормотал он. – Скажи ему, что мы рады были помочь.
– А зачем говорить, Джейми? Он и так знает. Поехали.
Несколько минут спустя мальчики обернулись – старый вождь все стоял и смотрел им вслед. Лишь когда они отъехали так далеко, что едва могли его разглядеть, он повернулся и медленно пошёл к неровному ряду чумов, крытых оленьими шкурами. Многие чумы стояли теперь пустые, открытые всем ветрам, а те, кто поставил их, безмолвные и застывшие лежали под тяжёлым покровом снега и ждали весны, когда земля оттает и примет их, и они обретут вечный покой.
К обеим своим упряжкам мальчики подпрягли собак
Питъюка и теперь во весь дух мчались домой. Боясь заразить индейцев кри, они далеко объезжали стойбища на озере Танаут, но почти все кри выходили из чумов и издали махали им и кричали. Едва стемнело, нарты подкатили к озеру Макнейр.
Джейми и Эуэсин думали, что заброшенный на столько недель дом встретит их запустением и холодом. Но что за чудеса – окна приветливо светятся! Ребята быстро оглядели двор – нет, ни нарт, ни собак не видать. Что же это значит? Ведь они уговорились, что не будут общаться с кри, пока Питъюк окончательно не выздоровеет. А кто ещё, кроме кри, мог зайти в их жилище?
Ответа долго ждать не пришлось. Собаки втащили сани со льда озера на берег, отрывисто залаяли – и тотчас дверь распахнулась. На пороге появилась девушка. В руке она держала керосиновый фонарь. Он освещал её миловидное лицо, и яркие отблески дрожали на её длинных чёрных волосах.