"Те-Пас, провинция Манитоба. 18 февраля.
Джейми Макнейру. Озеро Макнейр, провинция Манитоба
Уважаемый сэр!
1. Должен сообщить Вам, что Ваш дядя, Энгус Макнейр, положен в больницу в Те-Пасе, у него двустороннее воспаление легких с серьезными осложнениями. По мнению врачей, он пролежит еще много недель, и если вообще сможет вернуться на Север, то не раньше чем через несколько месяцев.
2. Поскольку у него нет средств, его положили в палату для неимущих пациентов.
3. Как нам известно, мистер Макнейр Ваш опекун. Поскольку он сейчас не в состоянии о Вас заботиться, мне предложено довести до Вашего сведения, что Вам надлежит возможно скорее явиться в Виннипег, в отдел попечительства о несовершеннолетних.
4. Тем самым Вам надлежит приехать в Те-Пас с подателем сего письма, констеблем Питером Моуисти. Вышеназванный отдел оплатит Ваш железнодорожный билет до Виннипега.
5. Сообщите, пожалуйста, вождям Деникази и Миуэсину, что управление по делам индейцев обсуждало вопрос об эпидемии и постарается, когда позволят обстоятельства, послать к ним врача.
Сержант Роберт Оуэн, командир отряда в Те-Пасе".
3. АНДЖЕЛИНА
Джейми дочитал письмо, и его обуяли возмущение и ярость. Кровь отлила от его лица и взгляд стал суровым.
- Ты только послушай, Альфонс! - с горечью воскликнул он и прочел письмо вслух.
Глаза вождя тоже загорелись гневом.
- Значит, пришлют доктора, когда позволят обстоятельства! - сказал он. - Ну, тогда он увидит много могил, лечить будет уже некого. А ты как решил? Что будешь делать, сын мой?
- Останусь здесь! - с жаром воскликнул Джейми. - Скажи констеблю Моуисти, я буду в чуме Деникази, там пятеро больных чипеуэев. Хочет меня забрать - пускай приходит туда.
- Не горячись, сын мой. Питер Моуисти сам из племени кри. Его не надо бояться. Захочешь, он уедет на юг без тебя. Но только подумай как следует. Сдается мне, полиция пошлет за тобой еще кого-нибудь.
- Тут еще о многом надо подумать, - уже спокойнее ответил Джейми. - Они обращаются с Энгусом как с нищим. Я должен добыть денег, чтобы позаботиться о нем: вдруг он еще долго проболеет. В сиротском доме я ничем не смогу ему помочь, а ведь если я поеду в Те-Пас, меня уж наверно засадят в сиротский дом. А если останусь здесь, буду промышлять пушного зверя, и... и потом, есть еще сокровища викинга! За них наверняка дадут кучу денег. И мы все равно пойдем за ними на Север! Это самый лучший выход, Альфонс!
Альфонс подошел ближе, задумчиво кивнул:
- Пожалуй, ты прав, сын мой. Но помни, ты ведь белый. Значит, белые так легко тебя не отпустят. Не забывай, они твой народ.
Джейми сжал кулаки, скомкал письмо, бросил его на лед. И сказал с горьким вызовом:
- Мой народ? Ну, нет! Вы тут можете умирать, а они пальцем о палец не ударят. Нет, Альфонс, это не мой народ!
Альфонс искусно перевел разговор.
- Тебе самому решать, - сказал он. - Дядя написал, чтоб ты сам решал, как тебе поступить. Но вот что: если едоки оленины могут теперь обойтись без вас, лучше бы перевезти Питъюка в вашу хижину - там его легче будет выходить.
Упоминание о Питъюке сразу остудило гнев Джейми:
- Да, правильно. Чипеуэи теперь обойдутся и без нас, лишь бы вы привозили им мясо и топливо. А Питъюк совсем больной.
На другое утро, когда Джейми и Эуэсин запрягали собак в нарты, из своего чума вышел вождь Деникази. Он был еще слаб, но не сгибался под холодным ветром. Молча смотрел он, как друзья осторожно положили Питъюка, который от жара почти потерял сознание, на нарты Эуэсина и укутали оленьими шкурами. Только после этого Деникази кашлянул, чтобы привлечь их внимание, и, даже не глядя на них, пробормотал несколько слов.
- Что он сказал? - спросил Джейми: он не понимал языка чипеуэев.
- Сказал: мы будем здесь, - перевел Эуэсин.
- Вот так благодарственная речь за все наши заботы!
Эуэсин пронзительно взглянул на друга, и его всегда мягкий голос зазвучал сурово:
- Иногда мне кажется, ты совсем нас не знаешь, Джейми. Зачем нужны длинные речи? Что значат слова Деникази? Что пока в краю этом есть чипеуэи, у нас всегда будут друзья. Разве этого мало?
Джейми смущенно вертел в руках постромку.
- Прости, Эуэсин, - пробормотал он. - Скажи ему, что мы рады были помочь.
- А зачем говорить, Джейми? Он и так знает. Поехали.
Несколько минут спустя мальчики обернулись - старый вождь все стоял и смотрел им вслед. Лишь когда они отъехали так далеко, что едва могли его разглядеть, он повернулся и медленно пошел к неровному ряду чумов, крытых оленьими шкурами. Многие чумы стояли теперь пустые, открытые всем ветрам, а те, кто поставил их, безмолвные и застывшие лежали под тяжелым покровом снега и ждали весны, когда земля оттает и примет их, и они обретут вечный покой.
К обеим своим упряжкам мальчики подпрягли собак Питъюка и теперь во весь дух мчались домой. Боясь заразить индейцев кри, они далеко объезжали стойбища на озере Танаут, но почти все кри выходили из чумов и издали махали им и кричали. Едва стемнело, нарты подкатили к озеру Макнейр.
Джейми и Эуэсин думали, что заброшенный на столько недель дом встретит их запустением и холодом. Но что за чудеса - окна приветливо светятся! Ребята быстро оглядели двор - нет, ни нарт, ни собак не видать. Что же это значит? Ведь они уговорились, что не будут общаться с кри, пока Питъюк окончательно не выздоровеет. А кто еще, кроме кри, мог зайти в их жилище?
Ответа долго ждать не пришлось. Собаки втащили сани со льда озера на берег, отрывисто залаяли - и тотчас дверь распахнулась. На пороге появилась девушка. В руке она держала керосиновый фонарь. Он освещал ее миловидное лицо, и яркие отблески дрожали на ее длинных черных волосах.
- Анджелина! - поразился Эуэсин. - Что ты здесь делаешь? Сейчас же уходи. Мы привезли Питъюка, он больной. Нам надо внести его в дом. Хватай свои вещи и уходи!
- Вносите его скорей, - спокойно ответила сестра. - В доме все готово. На плите горячий суп. И не командуй мной. Мама позволила мне приехать, и отец сам привез меня сюда. Скорей несите Питъюка. Что вы стоите, будто к месту примерзли?
Мальчики, изумленные до немоты, покорно внесли Питъюка в дом. Его переодели, уложили на койку, накормили горячим бульоном и, лишь когда он забылся тяжелым, лихорадочным сном, приступили к Анджелине с расспросами. Она же мыла посуду, кипятила воду и не спешила отвечать: она чувствовала себя хозяйкой положения. Только когда Эуэсин перестал покрикивать на нее, как на маленькую, и взмолился - да объясни же наконец, что все это значит! - она с улыбкой обернулась к мальчикам и все им рассказала.
- Ты забыл, Эуэсин, а ведь когда я училась в школе при миссии, там была эта болезнь. Я тоже заболела, но скоро все прошло. Когда отец сказал, что вы везете больного Питъюка, я спросила: а кто ж за ним будет ухаживать? И мама поняла. Отец согласился и сегодня утром привез меня сюда. Хорошо, что я здесь. Поглядите-ка на себя! Медведь и тот выгнал бы вас из своей берлоги - от вас ужас как разит! Вот горячая вода, вот чистая одежда. Если хотите ночевать в доме, а не за дверью, с собаками, тогда мойтесь!
Народам Севера не знакома ложная стеснительность, и Эуэсин покорился неизбежному довольно кротко. В два счета скинул он с себя грязную одежду и, блаженно вздыхая, стал мыться обжигающе горячей водой.
Но Джейми вырос в городе, и он просто не мог последовать примеру Эуэсина. Под конец он взял бадью и пошел в неотапливаемую пристройку, где хранилось все, чему не страшен мороз. Никто не сказал ему ни слова, когда он выходил на холод, но, когда он, окутанный горячим паром, весь дрожа, мылся в пристройке, из-за стены явственно донеслось хихиканье, и Джейми невольно покраснел от досады.
- Проклятая девчонка... - проворчал он, стараясь, однако, чтобы за стеной его не услышали. - Принесла ее нелегкая!