― Ох, как мило. Я буду рада, увидеть Камиллу снова. Думаю ты уже знаешь, что она и я, подруги.
― Камилла? ― Он выглядел крайне сбитым с толку. И затем я увидела, что его выражение лица пришло к пониманию. ― О, ты имеешь в виду дочь Сэмюэля Элкотта, Камиллу.
― Ну, да, конечно, ― сказала я, но мое оскорбленное сердце стало биться легче.
― Конечно? Почему ты говоришь, конечно?
― Просто я думала, что ты ухаживаешь за ней, ― сказала я, а потом почувствовала, как моему сердцу становится легче и легче после того, как он покачал головой и ответил с сопереживанием:
― Я не знаю, почему ты так подумала.
Я чувствовала себя так, как будто должна была сказать что-то в защиту того, что я знала, это будет большим замешательством для бедной Камиллы, когда она услышит слова Артура.
― Я полагаю, что подумала так из — за того, что миссис Элкотт на это надеется.
Темные брови Артура поднялись вместе с уголками его губ.
― Ну, тогда позволь мне ясно объяснить тебе. Я буду сопровождать свою мать на твоем званном ужине в субботу. Моего отца беспокоит артрит, но мать очень хочет прийти и поддержать тебя на твоём первом вечере. Камилла же — очень хорошая подруга.
― То есть, ты не будешь ухаживать за Камиллой? ― смело спросила я, затаив дыхание.
Затем Артур встал и, улыбаясь, поклонился мне. Голосом, полным тепла и доброты, он объявил:
― Мисс Эмили Вейлор, я могу заверить вас, что это не за Камиллой Элкотт я буду ухаживать. И теперь я должен, неохотно, пожелать вам доброй ночи до субботы.
Он повернулся и оставил меня, затаившую дыхание от счастья и ожидания. Мне показалось, что даже тени вокруг меня отразили мою радость своей красивой, скрывающей мантией темноты.
Но я не провела много времени, упиваясь волшебными событиями ночи. Хотя мое сердце было заполнено Артуром Симптоном и мне хотелось думать только о нашей поразительной беседе и о том, что он фактически оставил меня с обещанием того, что в будущем он будет ухаживать за мной, мой ум думал и о другой, менее романтичной информации, которую Артур только что предоставил мне. Мои руки до сих пор дрожат от радости, когда я вновь читаю эту запись в дневнике связанную со встречей с Артуром и начинаю воображать то, что, может быть, в будущем буду с ним, но я должна не забывать быть очень тихой, когда нахожусь в тени сада.
Я больше никогда не должна привлекать к себе внимание, когда нахожусь в саду.
Ничьё внимание.
27 апреля, 1893 год
Личный Дневник Эмили Вейлор
Я с трепетом начинаю эту запись в дневнике. Я чувствую, что меняюсь. Надеюсь, что эти изменения к лучшему, но, признаюсь, я не уверена, что это так. На самом деле, если писать абсолютно откровенно, я должна признать, что даже само значение слова «надежда» для меня изменилось.
Я так растеряна! И очень, очень боюсь.
Я уверена только в одном — я должна покинуть дом Вейлоров любым способом. Артур Симтон предоставил мне логичную и безопасную возможность бегства, и я с ним согласилась.
Я не тот легкомысленный ребенок, каким была восемь дней назад, после той первой ночи, когда мы разговаривали с Артуром. Я все так же считаю его добрым и очаровательным и, конечно же, красивым. Мне кажется, я могла бы полюбить его. В моих руках прекрасное будущее, так почему же я чувствую растущую внутри себя холодность? Неужели страх и отвращение к отцу начали меня портить?
Я содрогаюсь от этой мысли.
Возможно, рассмотрев события последних дней, я найду ответы на свои вопросы.
Встреча с Артуром в саду действительно изменила мой мир. Неожиданно, субботний торжественный ужин перестал быть чем-то, чего я боялась — теперь я считала оставшиеся до него часы. Я полностью погрузилась в меню, в украшения, в каждую крошечную деталь моего платья.
Планировавшийся ужин из пяти блюд, которые я неосмотрительно приказала повару воспроизвести из старых маминых книг о приемах, совершенно изменился. Вместо этого, я лихорадочно рылась в своих воспоминаниях, жалея, что не уделила больше внимания- на самом деле никакого внимания-, тем моментам, когда мама с отцом обсуждали особенно роскошные ужины, на которых они присутствовали в течение года, прежде чем ей пришлось оставить общество из-за беременности. Наконец, я вспомнила, что даже отец похвалил исключительный ужин в Клубе университета, организованный в честь архитектурной выставки, который спонсировал его банк. Я послала Мэри, чья сестра была одной из множества поваров университетского Клуба, чтобы взять копию меню. И я была приятно удивлена, когда она вернулась не просто со списком блюд, но и вин, которые должны к ним подаваться. Повар, который, как мне казалось, до тех пор в основном считал мои попытки составить меню жалкими и смешными, начал смотреть на меня с уважением.