― Что ты такое говоришь?
― Я говорю спокойной ночи, отец. ― И прежде чем он успел схватить меня снова, я повернулась, подобрала юбки и помчалась вверх по лестнице через две ступеньки. Я не остановилась, пока не закрыла дверь своей спальни и не прислонилась к ней. Мое дыхание было прерывистым, а сердце отчаянно билось. Я был уверена, совершенно уверена, что слышала сзади его тяжелые шаги, и стояла, дрожа, боясь пошевелиться, даже когда все звуки за дверью моей комнаты стихли.
Моя паника, наконец, прекратилась, и я легла в свою постель, натянув на себя покрывало, стараясь утихомирить свои мысли и снова обрести внутреннее спокойствие. Мои веки только начали опускаться, когда за дверью моей комнаты раздались тяжелые шаги. Я поглубже зарылась в свои простыни и широко открывшимися глазами смотрела, как медленно, бесшумно повернулась дверная ручка. Дверь приоткрылась, и я закрыла глаза, задержала дыхание и представила со всей силой своего воображения, что я снова свернулась клубочком под своей ивой, надежно укрытая ее уютной тенью.
Я знала, что он вошел в мою комнату. Я была в этом уверена. Я чувствовала его запах. Но я не двигалась, воображая, что полностью скрыта темнотой. Казалось, что прошло очень много времени, но я все же услышала, как закрылась моя дверь. Я открыла глаза, чтобы увидеть свою комнату пустой, хотя и пропахшей бренди, потом и моим страхом. Я поспешно вскочила с кровати. Босиком, я изо всех сил отодвинула и перетащила свой тяжелый комод к двери, закрыв вход.
И я так и не позволила себе заснуть, пока небо не окрасилось рассветом, и я не услышала, как начали возиться слуги.
* * *
Проснувшись в воскресенье, я сделала то, что могло бы стать моим утренним ритуалом: отодвинула комод от двери. Весь день я избегала отца. Я сказала Мэри, что волнение из-за праздничного ужина меня утомило, и что я бы хотела остаться в своей комнате и отдохнуть. Я была вполне убедительна, и Мэри не стала задавать мне вопросов. Она оставила меня одну, за что я была ей благодарна. Я спала и строила планы.
Я не сумасшедшая. Я не истеричка. Я не знаю точно, что именно вижу во взгляде отца, но знаю, что это нездоровое вожделение, и это только укрепляет мою решимость в ближайшее время покинуть дом Вейлоров.
Я подошла к зеркалу, сняла повседневное платье и стала изучать свое обнаженное тело, отмечая свои особенности. У меня высокая, упругая грудь, тонкая талия и пышные бедра без склонности к полноте. Мои волосы густые и спадают мне почти до талии. Как и у моей матери, их цвет необычный: темный, но с золотисто-рыжим оттенком. Мои губы полные. Мои глаза, опять же, как и мамины, без сомнения, яркие. Правильнее всего будет назвать их цвет изумрудным.
Совершенно без тщеславия и каких-либо эмоций я признала, что красива, даже красивей своей матери, а ее часто называли самой привлекательной женщиной города. Я также поняла, что, хотя это и мерзко, отец желал моего тела, моей красоты.
Мои разум и сердце все еще были наполнены Артуром Симптоном, но их наполняло еще и ощущение безысходности, которое меня пугало. Мне нужна была любовь Артура, не только потому, что он был красивым и добрым и занимал высокое положение в обществе. Мне нужна была любовь Артура, потому что это было для меня бегством. В понедельник я нанесу визит в его дом. Глядя в зеркало, я решила, что сделаю все, чтобы с ним обручиться.
Если я хочу спасти свою жизнь, он должен стать моим.
* * *
Вечером в воскресенье я ждала, что Мэри принесет мне поднос с ужином. Вместо этого в мою дверь постучался Карсон.
―Простите, мисс Вейлор. Ваш отец просит вас присоединиться к нему за ужином.
―Передайте отцу, что я все еще плохо себя чувствую, ― ответила я.
― Простите, мисс, но ваш отец приказал повару приготовить полезное для здоровья рагу. Он сказал, что либо вы придете в столовую, либо он будет ужинать с вами в вашей комнате.
Я ощутила жуткую слабость и мне пришлось сложить ладони вместе, чтобы не было видно, как они дрожат.
― Ну тогда ладно. Скажите отцу, что я присоединюсь к нему за ужином.
Когда я шла в столовую, мои ноги были как будто наполнены свинцом. Отец уже сидел на своем месте с разложенной воскресной газетой, поднося ко рту бокал красного вина. Он увидел, как я вошла в комнату.
― Эмили! Вот и ты. Джордж! ― крикнул он. ― Налей Эмили этого прекрасного вина. Оно и рагу нашего повара тут же помогут ей стать как огурчик.
Ничего не сказав, я села. Отец, казалось, не заметил моего молчания.