― О, Артур, мне так тяжело говорить тебе об этом. С-словно я предаю отца, признавая правду.
― Ты? Предаешь? С трудом могу это представить.
―Но я боюсь, что если скажу правду, это прозвучит, как будто предаю, ― тихо сказала я.
―Эмили, я верю в правду. Сказать ее — значит доказать свою верность Богу, а это превыше верности любому из людей. Кроме того, мы друзья, а поделиться с другом чем-то личным — это не предательство.
―Если ты мой друг, не возьмешь ли ты меня за руку, пока я говорю? Мне так страшно и одиноко? ― вдобавок я тихо всхлипнула.
―Конечно, милая Эмили! ― Он взял мою руку в свою. Помню, как прекрасно было чувствовать его силу и уверенность, резко контрастировавшие с горячими тяжелыми прикосновениями отца.
―Тогда вот тебе правда. Кажется, отец как будто сходит с ума. Он хочет контролировать каждый мой шаг. После субботней ночи я не была нездорова, но он неожиданно отказал мне в разрешении пригласить твоих родителей. Также он запретил мне продолжать заниматься волонтерской работой, которую я выполняла каждую неделю в ОФЖК, а ведь это дело было так важно для моей матери! ― Я подавила новый всхлип и прижалась к руке Артура. ― Он сказал, чтобы до следующего понедельника я не смела покидать имения Вейлор, а затем он мне позволил посетить только открытие Колумбовской Выставки и ужин, который состоится в университетском клубе после нее, и то только потому, что несколько влиятельных дам спрашивали о моем присутствии. Я знаю, ты уже говорил об этом раньше, что это потому, что отец оплакивает потерю своей жены, но он стал настолько одержим контролем, что это пугает! Ах, Артур, сегодня за ужином, когда я пыталась настоять на продолжении маминой волонтерской работы с ОФЖК, я подумала, что он собирается ударить меня! ― Я по-настоящему разрыдалась. И Артур, наконец-то, притянул меня к себе.
― Эмили, Эмили, не плачь, пожалуйста, ― успокаивающе сказал он, поглаживая меня по спине.
Я крепко прижалась к нему, тихо плача на его плече, все больше осознавая, что на мне больше не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки и сбившегося домашнего халата. Мне не стыдно сознаться, что когда я прижалась к нему, то подумала о красоте и совершенстве своего тела.
Его рука перестала меня поглаживать, и начала свое путешествие по моей спине вверх и вниз, так тепло, интимно. Когда его дыхание начало становится все глубже, а прикосновения перешли от утешения к ласке, я поняла, что его тело начало реагировать на скудное количество ткани, отделяющие его руку и мою обнаженную плоть. Я отдалась на волю инстинктам. Я плотнее прижалась к нему, переместив свою грудь таким образом, что она оказалась приплюснута на его груди, а потом я резко вырвалась из его рук. Дрожащими руками я запахнула свой халат и отвернулась от него.
― Что ты должно быть подумал обо мне! Мое поведение такое… такое, ― я заикалась, пытаясь вспомнить слова матери. ― Такое развязное!
― Нет, Эмили. Ты не должна так думать, потому что я так не думаю. Очевидно, что ты расстроена и немного не в себе.
― Но в том то и проблема, Артур. Я в себе, потому что могу рассчитывать только на себя. Я совершенно одна против отца. Я так хочу, чтобы мама была здесь и могла мне помочь, ― Мне не нужно было притворяться, рыдания сами последовали за этими словами.
― Но я здесь! Ты не одинока. Эмили, позволь мне поговорить о твоих неприятностях с матерью и отцом. Они мудры. Они придумают, что делать.
Я подавила призрачную надежду и печально покачала головой.
―Нет, ничего тут не поделаешь. Артур, отец пугает меня до смерти. Если твой отец хоть что-нибудь скажет ему об его обращении со мной, это сделает мое положение еще хуже.
―Эмили, я не могу обещать, что мой отец не будет говорить с твоим. Я хотел, чтобы было больше времени неспешно и осторожно продвигаться вперед, но положение вещей именно таково, что похоже нам не суждено получить больше времени. ― Он издал глубокий вдох и, развернувшись на скамейке, оказался лицом ко мне. ― Эмили Вейлор, я хочу попросить разрешения официально ухаживать за тобой, с намерением взять тебя в жены. Ты выйдешь за меня?
― Да, Артур! О, да! ― Это было не просто облегчение от перспективы, открывшегося передо мной побега, которое заставило меня смеяться, плакать и крепко его обнимать. Я действительно заботилась об Артуре Симптоне.
Быть может, я даже люблю его.
Он обнял меня в ответ, а затем, смеясь вместе со мной, отступил назад, сказав:
― Я не переставал думать о тебе все это время с того самого момента, как увидел тебя много месяцев назад, когда ты и твоя подруга присоединились к клубу велосипедистов. Я думаю, я всегда знал, что ты будешь моей.