Я пытался объяснить отцу, что наш магазин может заработать гораздо больше, если у нас появится хотя бы подобие сайта. Но он упёрся и ни в какую. Я к чему: дозвониться до отца, когда он уезжал, было практически невозможно. Он просто растворялся в неизвестности. И поэтому, скорее всего, он узнает, что чуть не лишился единственного сына только завтра утром, когда вернётся из Норвегии. Ничего не поделаешь – придётся ждать. Интересно, он так же странно отреагирует на эту новость, как и мистер Ольсен.
Когда вечером я закрыл магазин, то не пошёл на вечеринку к Эдвину, мы оба знали, что так и будет. Нет, я, конечно, не против поиграть в видеоигры, посмотреть фильм или поплавать в бассейне на крыше и всё в таком духе, но шахматы, каламбуры, разговоры об астрономии или космическом мусоре куда интереснее. А если поблизости тусуются друзья Эдвина, то нечего и думать об этом – им это всё кажется жутко скучным. Ну, конечно, лучше трепаться о том, какую роскошную машину им подарят на шестнадцатилетие, или хвастаться количеством подписчиков в Инстраграме.
Те, кому кажется странным, что такой человек, как Эдвин, считает именно меня своим лучшим другом, просто его совсем не знают. Стоит только вспомнить, как мы с ним познакомились.
Я пришёл в ПУКи три года назад. До пятого класса я учился в Чикагской общеобразовательной школе, но папа настоял, чтобы я сдал Тест на умение преодолевать основные системные трудности (ТУПОСТь), специально разработанный для учеников частных школ. После того как я набрал достаточно баллов и выиграл полную стипендию в ПУКе, я был в восторге от того, что буду учиться в крутой частной школе, где меня никто не знает. Можно было начать всё сначала, потому что в прошлой школе у меня не задалось с друзьями. Мне казалось, что частная школа битком набита вежливыми учениками в курточках, с шахматными досками под мышкой. Правда, оказалось, что в ПУКах шахматы любят не больше, чем в обычной школе. И вообще, выяснилось, что мои ожидания (кроме курточек) не оправдались: ученики частной школы были такими же (а может, и гораздо хуже) грубиянами, что и ученики простых школ, только на свой лад.
Когда я впервые увидел Эдвина, он истекал кровью.
Он шёл по коридору с головы до ног пропитанный кровью, как будто его макнули в ведро на скотобойне. И вид у него был ошарашенный. Какая-то девчонка при виде его завопила и грохнулась в обморок. «Зомби!» – решил я.
Но тут до меня дошло, что это не его кровь. Вообще не кровь. Потом я узнал, что школьный театр широко известен узкому кругу любителей за постановку вычурных, дорогих и неоднозначных пьес. Даже «Чикаго ридер» и «Тайм-аут Чикаго» иногда писали отзывы на их постановки. В конце концов, не многие школы тратили по десять тысяч баксов на музыкальные постановки классических фильмов типа «Взвода» или «Звёздных войн». За год Эдвин появлялся как минимум в одной школьной пьесе. В тот момент они как раз работали над постановкой старого ужастика «Зловещие мертвецы». Главным приколом было забрызгать первые ряды зрителей бутафорской кровью, как делали на Бродвее в Нью-Йорке. Зрителям даже сказали надеть всё белое для максимального эффекта. Короче, где-то в середине репетиции один из разбрызгивателей вышел из строя и залил Эдвина с ног до головы, а он играл главного персонажа по имени Эш.
После того как в коридоре стихли дикие вопли, Эдвин спокойным голосом сказал:
– М-да, такие здоровые прыщи я больше выдавливать не буду.
Ученики, которые оставались в холле (а не убежали с дикими криками, когда он появился перед ними в образе жертвы кровавого маньяка), чуть не лопнули от смеха.
– Кто махнётся со мной футболками? – спросил Эдвин. – Не могу же я вернуться на репетицию в таком виде.
До сих пор не знаю, что меня толкнуло на следующий шаг, но я снял футболку и протянул ему. И, надо сказать, это был смелый поступок. Мало того что у меня кругленькое брюшко, так ещё и самая волосатая среди шестиклассников спина. Для того, кто пытается произвести хорошее впечатление в первый день в школе, глупее поступка не придумаешь. Остальные захихикали, а Эдвин не отказался и взял футболку.
– А ты норм, – сказал он с явным облегчением. – Но, боюсь, мою футболку, ты вряд ли наденешь.
– Не проблема, – ответил я, расстёгивая рюкзак. – У меня есть запасная.