Когда лодка приблизилась, раб продолжал жестами умолять моряков подойти еще ближе. Видя, что они не собираются этого делать, он воздел руки в отчаянии. Подозрения Граса окрепли. Но когда всадники оказались на берегу, несчастный бросился в Стуру. Моряки втащили его в лодку и изо всех сил поспешили назад, к «Тигровой рыбе».
Всадники осадили лошадей у самого берега. Указывая на лодку, они выкрикивали что-то на своем резком, гортанном языке, а затем достали луки и выпустили несколько стрел по лодке. Одна ударила в борт лодки и застряла там, подрагивая, другая попала в гребца, который, вскрикнув от боли, уронил весло.
– Стоило ли так рисковать из-за этого раба, – заметил Никатор.
– Посмотрим, – ответил Грас.
Вскоре лодка достигла «Тигровой рыбы» и стала недосягаема для стрел ментеше. В ярости, погрозив кулаком в сторону галеры, кочевники поскакали назад.
Турникс, исполняющий также обязанности лекаря на галере, перевязал руку раненого. Рана оказалась неопасной. Грас направился к рабу. Бедняга пытался устоять на покачивающейся палубе с неловкостью человека, всю жизнь проведшего на суше. Он поднял глаза на приближавшегося капитана.
– Как ты умудряешься так ловко двигаться? – спросил он.
– Я привык, – ответил Грас. – Кто ты?
– Мое имя...
Грас покачал головой:
– Я не спрашиваю твое имя. Кто ты? Если ты готовишь ловушку для меня или Аворниса, я перережу тебе горло и выброшу за борт.
– Я не понимаю, – сказал раб. – Что-то умерло во мне. Какая-то часть души перестала существовать. Когда я ожил, – он постучал пальцем по лбу, – то понял, что должен бежать. Там, где я жил, все были мертвы, даже моя женщина. Мне пришлось бежать. Я не мог оставаться единственным, кто мог думать.
Его слова звучали правдоподобно. Пленники, которым удавалось вырваться из-под власти Низвергнутого, говорили то же самое. Как и шпионы...
– Турникс, – позвал Грас.
Волшебник поспешил к нему, вытирая платком с рук кровь раненого моряка. Капитан указал на беглеца:
– Проверь, не скрывается ли Низвергнутый в его сердце.
– Я попытаюсь, капитан, – ответил Турникс с сомнением в голосе. – Я сделаю все, что смогу, но магия Низвергнутого дана ему с рождения, моя же – всего лишь ремесло.
«И ты не слишком в нем искусен», – добавил про себя Грас. Турникс направил свой палец на раба как какое-то оружие. Он проделал им движения, переходя от медленных и едва заметных к резким. Он то бормотал про себя заклинания, то жевал нижнюю губу. Наконец чародей повернулся к капитану:
– Насколько я могу судить, этот человек действительно тот, за кого он себя выдает.
– Насколько ты можешь судить, – повторил Грас.
Турникс кивнул. Капитан усмехнулся.
– Ладно. Я не собирался заходить на Анху, но сейчас, думаю, мне придется это сделать. Это неприступная крепость, и их волшебники очень искусны. Я передам им беглеца – пусть разберутся с ним. Если они не смогут... – Он пожал плечами.
– Ты думаешь, это все еще внутри меня, – проговорил раб с упреком.
– Ради безопасности Аворниса я должен быть абсолютно уверен, – ответил Грас.
В том, что беглец увидит Анху, уже был риск. Аворнис не воевал с ментеше сейчас, но мир между ними никогда не отличался прочностью. А теперь, пока Низвергнутый руководил ими, он был просто невозможен.
Мергусу странно было ощущать свою беспомощность. Ему нечасто приходилось испытывать чувства, свойственные обычным людям. Но даже король Аворниса был бессилен что-либо предпринять в то время, когда его возлюбленная кричала в спальне, а он ждал снаружи.
«Как долго это длится», – подумал он, качая головой. Появился слуга с серебряным кубком и кувшином на золотом подносе.
– Не угодно ли вина, ваше величество?
– Пожалуй, – согласился Мергус.
Слуга протянул ему кубок, и когда король поднес его к губам, снова раздался крик Серфии. Рука Мергуса дрогнула, и вино выплеснулось на гладкий мраморный пол. Король тихо выругался. Ему не хотелось показывать, как сильно он взволнован. Рисса сообщила, что Серфия носит мальчика. Но ничего не было сказано о том, выживут ли его ребенок и Серфия.
Слуга попытался улыбнуться:
– Назовем пролитое вино приношением.
– Я скорее назову тебя идиотом! – рявкнул король. – Оставь кувшин и убирайся прочь.
К тому времени, когда дверь спальни распахнулась, король был почти пьян. Он мрачно взглянул на повитуху:
– Ну что, Ливия?
– Все прекрасно, ваше величество, – поспешно ответила она. Ее морщины и обвисшие щеки говорили, что она почти ровесница Мергуса, однако черные волнистые волосы бросали вызов времени – не без помощи краски. – Мои поздравления. У вас сын. Немного маловат и слишком тощий, но он выживет.