Я всё ещё беззвучно раззевал рот.
Однажды у меня разболелся зуб мудрости, и пришлось вкатить наркоз, чтобы его выдрать.
Тогда я ТОЖЕ ничего не чувствовал — ни щеки, ни языка, ни зубов… Так вот: СЕЙЧАС наркоз распространился на всё тело, до самых пяток.
Моё сознание всё ещё функционировало, но его словно бы вырезали из тела холодным скальпелем и вывесили на просушку.
Я чувствовал, как сквозь меня сочится бледный лунный свет…
— Макс?.. — Патриция наконец-то повернулась ко мне. — Почему ты молчишь? Минуту назад орал, как больной дракон, а теперь… Да что с тобой, Макс?.. — в голосе её прорезалась неподдельная тревога.
— Полагаю, госпожа, что господин Макс по незнанию хлебнул не из той бутылки, — слышать я всё ещё мог. Но на этом — всё.
Патриция бросила взгляд на столик, и схватила одну из бутылок — ту самую, из которой я пил.
— Кто её принёс? — голос её звучал уже не тревожно. В нём прорезались нотки паники. — Почему настойка из чёрного лотоса оказалась среди наших напитков?
— Полагаю, её поместил туда один из гостей, — откликнулся Мефистофель. — Он поставил её на столик перед тем, как голем вышел на террасу.
— Но… Кто это мог сделать? — Патриция даже растерялась.
Я знал ответ: Денница. Только он мог учудить такую гадость.
Патриция повернулась ко мне.
— Ты слышишь, Макс? — я не знал, могу ли двигать хоть чем-то, но постарался дать понять, что слышу. — Тобой овладел паралич забвения, — сообщила девчонка. — Постепенно ты превратишься в тень и будешь вечно и неприкаянно блуждать по полям асфоделей… Мне очень, очень жаль. Но скоро ты всё забудешь и…
В её глазах показались самые настоящие слёзы. Огромные капли катились по щекам одна за другой, срывались с подбородка и падали, падали ей на грудь. Впитывались в огненную ткань, под которой соблазнительно просвечивали…
— Ты куда смотришь, Макс?
Я моргнул.
Чувствовалось, что онемение постепенно проходит — у меня нестерпимо кололо кончики пальцев, копчик и… ещё кое-что, о чём в приличном обществе лучше не упоминать.
— Ты что, не умираешь?..
В голосе её было столько удивления, что я не понял: радуется Патриция этому событию или наоборот.
— Полагаю, организм господина Макса оказался резистентен к яду, содержащемуся в лотосовой настойке, — бесстрастно прокомментировал Иск-Ин.
Вот интересно: он всё видел. Так почему не предупредил?..
— Мефистофель, почему ты не предупредил Макса о том, что он собирается пить смертельный яд? — строго вопросила Патриция.
Иск-Ин не ответил.
— Мефистофель? — снова, ещё строже спросила Патриция.
— Простите, госпожа, я не думал, что это важно.
— Но настойка асфоделей смертельна для людей!
— Принимая во внимание, что господин Макс — не человек…
Девчонка повернулась ко мне. На лице её появилось задумчивое выражение.
— Об этом я помню, — сказала она. — Но мне казалось, в нём всё ещё достаточно от человека…
— Извините, госпожа. Приношу свои извинения.
— О, Макс!
Неожиданно Патриция бросилась мне на грудь. Обняла, прижала к себе, а потом начала покрывать моё лицо поцелуями.
Я не шевелился.
Речь-то ко мне вернулась, как и двигательные функции. Но я что, дурак?.. Девушка даёт выход эмоциям, кто я такой, чтобы ей в этом отказывать?
Так что пускаться в долгие рассказы про загадочных фей-крёстных, давших мне защиту от любого яда, я не стал.
Хотя надо будет как-нибудь навестить старушек, сказать спасибо.
Патриция тем временем нашла мои губы и…
ОГО-ГО!
Руки её нежно, но настойчиво заскользили по моему телу, и остатки паралича улетучились, как белых яблонь дым.
А шаловливые пальчики тем временем добрались до ширинки…
— Макс! — она отпрянула столь же стремительно, как пару минут назад бросилась в атаку. — Ты… слишком быстро пришел в себя, — отодвинувшись, Патриция оглядела меня с ног до головы. — Да ты здоров, как бык!
— А тебя это огорчает? — я потянулся к ней сам, в надежде получить ещё один поцелуй. — Любишь развлекаться с трупами? Я могу притвориться…
— Идиот! — она чувствительно стукнула меня кулачком в плечо. — Я же испугалась, как ты не понимаешь…
— Мне было приятно, — не обращая внимания на удар, я придвинулся ближе и заключил её в объятия. — Поволнуйся ещё немного. Пожалуйста.
Последнее слово я выдохнул ей в губы и томно смежил веки.
А в следующий миг получил тычок под рёбра.
— Да что случилось-то? — меня перекосило на один бок. — Никак не могу понять: тебе что, было бы приятней, если бы я весь посинел и умер?
— Ты — двуличный, скользкий, неблагодарный…
Она принялась колотить меня по всем местам — только и оставалось, что прикрыть самое ценное и терпеть.
Пару минут Патриция работала кулачками, как маслобойка.
А потом успокоилась.
Громко высморкалась в салфетку и плеснула себе чего-то ярко-синего. Слава Люциферу, из ДРУГОЙ бутылки.
Не успел я вякнуть, как она залихватски хлопнула рюмашку и быстро закусила чем-то хрустящим, с лапками.
— Что?.. — спросила она, почувствовав мой взгляд.
— Я думал, ты трезвенница, — наконец выдавил я первое, что пришло на ум.
Перед глазами всё ещё стояла картинка того, как что-то извивается между её губ…
— Обычно — да, — спокойно кивнула Патриция и облизнулась. — Когда нужно всё время держать себя в… себе, — она промокнула салфеткой уголок рта.
Я молча кивнул.
— Но сейчас я хочу напиться.
Она налила ещё и выцедила, теперь уже мелкими глоточками.
А вот у меня желание пить как-то пропало. Улетучилось. Словно бабка отшептала.
— Денница хотел меня отравить, — сдавленно сказал я. — Намеренно.
— Не говори ерунды. Он просто СЛУЧАЙНО поставил бутылку на наш столик.
— Ты это знаешь, Патриция. И я это знаю. Нечего его покрывать.
— Я его не покрываю. Просто…
— ВСЕ, кроме меня, знают, какое действие оказывает эта штука, верно? — прокурорским голосом спросил я, указывая на бутылку с чёрным цветком.
— Да, но…
— НИКТО не стал бы из неё пить. Во всяком случае, в здравом уме и доброй памяти. Верно?
— Эту настойку используют в медицинских целях, — сказала Патриция. — Чтобы облегчить боль утраты, например. Или, когда хотят добровольно уйти из жизни…
— Он знал, что я буду здесь. И специально принёс эту настойку.
— Мама звонила демонице Люцифуг, — задумчиво кивнула Патриция. — Она ВСЕМ позвонила. Точнее, сделала общую рассылку. Все в Чолом Йосодот знают, что её дочка притащилась домой с дружком. Там и фотографии есть…
— Фотографии? — не припоминаю, чтобы меня кто-то фотографировал.
— Я сделал портфолио по просьбе госпожи Иштар, — откликнулся Мефистофель.
Перед нами появилось такое же зеркало, как давеча в спальне. Я в нём был, как живой.
Вот я целуюсь с Патрицией.
Вот Патриция даёт мне пощечину.
Вот я выхожу из ванной в полотенце.
А вот я стою рядом с кроватью БЕЗ полотенца…
— Ну всё, хватит, — оборвала сеанс Патриция. И посмотрела на меня.
— Макс, извини пожалуйста. Я должна была тебя предупредить. Мама — она такая. Жрицы Иштар просто не понимают, что у людей должно быть личное пространство…
— Ничего, — я собрал всю свою выдержку, всё хладнокровие в один большой и крепкий кулак. — Переживу.
— Я… попрошу её больше так не делать.
— Ты же знаешь, что она тебя не послушает, — я слабо улыбнулся. — ЛЮБАЯ мать уверена, что знает, что для её ребёнка ЛУЧШЕ. Так что даже не пытайся. Она просто получит ещё один рычаг давления, вот и всё.
— Да, но ведь это Я привезла тебя на "Бойню"…