Я что хочу сказать: на них обоих были малиновые штаны. Ни у кого больше я таких не видел, вот и решил, что это форма.
— Проверка документов, — заявил один из кондукторов. Лицо у него было добродушное, небритые щеки распирало от улыбки. Губы были сальными, словно мужик ел что-то жирное.
Мы с Патрицией синхронно посмотрели на Денницу.
— Ты не говорил ни о каких документах, — тихо, одними губами проговорила девушка. Я кивнул.
— Спокойствие, только спокойствие, — улыбнулся демангел. — Положитесь на меня.
— Привет, господа, — поздоровался добродушный с нами. — И госпожа… — отдельно он кивнул Патриции. — Ваши документы.
Денница не скрываясь протянул толстую пачку зелёных банкнот.
Кондуктор резко перестал улыбаться. У меня замерло сердце.
И тут же отлегло, когда пачка перекочевала к новому владельцу.
Тот пересчитал деньги и судя по всему, остался доволен. Отслюнив несколько бумажек, мужик не глядя протянул их назад, для напарника, а потом снова улыбнулся.
— Наркотики, драгоценности, запрещенные к провозу фрукты имеете?
Мы синхронно покачали головами.
— А хотите приобрести?..
Больше нас никто не беспокоил.
Червепоезд мягко покачивался на… уж не знаю на чём, если рельсов нет. И меня потянуло в сон.
Патриция давно дрыхла, удобно вытянув ноги на соседнее сиденье, мы же с Денницей прислонились друг к другу шалашиком и тоже засопели в четыре дырки.
Ночка выдалась та ещё, так что за потерю бдительности винить нужно только себя.
Скрали нас очень профессионально. Я проснулся, уже имея плотный мешок на голове и крепко связанные руки. А также ноги — в чём я и убедился, подскочив и рухнув плашмя на пол вагона.
Это я понял по не изменившемуся мягкому покачиванию и по тому, как больно ушибся о твёрдый пластик сидений.
Судя по возне рядом, и Денница и Патриция пребывали в аналогичном состоянии.
Кто-то грубо вздёрнул меня на ноги, а потом закинул на плечо — пряжка ремня больно врезалась в живот — и куда-то понёс.
Я брыкался. За что получил такой шлепок по заднице, что ноги отнялись по самые уши.
Я пытался произнести заклинание — и обнаружил, что рот заклеен липкой лентой, и малейшее движение губ причиняет жуткую боль.
Я даже пытался превратиться — в кого угодно. В дракона, в мышь, в гусеницу… Но так как для этого мне всегда нужно было расслабиться и отвлечься, ничего не вышло.
И наконец, самое ужасное: Гермиону, судя по всему, тоже связали и склеили клюв.
Я чувствовал, как ящерка шебуршится в моём кармане, возмущенно верещит и скребёт когтями, но освободиться не может.
По этому поводу меня одолевали сразу два страха: это каким крутым надо быть, чтобы связать бдительное и довольно юркое создание, от которого сбежали даже экои?..
И второе: что будет, когда её наконец развяжут?
Когда и где это случится, я не знал. Но простая логика подсказывала: связывают обычно для того, чтобы куда-то доставить. А значит, не хотят убивать.
Потому что убить ВСЕГДА проще и практичнее, чем куда-то тащить.
И вот что интересно: происходит всё среди бела дня. Какие-то люди входят в поезд, оглушают и связывают других людей, надевают им на головы мешки и преспокойно тащат.
Вывод: делают это те, кто ИМЕЕТ ПРАВО так поступать. Де юре, или де факто — неважно.
Главное, что им слова худого никто не скажет.
Из этого заключения следует, что люди эти — колдуны.
Судя по всему, что я знаю о Лимбе, именно они имеют здесь самое большое право.
И ещё: несколько дней назад мадам Иштар задала мне вопрос: есть ли на свете какие-то могущественные колдуны, которые желают мне зла.
Ответ: да. Мои родственники с Лимба.
И куда я угодил буквально на следующий день?..
Глава 20
Да, Макс, свезло тебе — так свезло… Просто обхохочешься.
А может, и не свезло вовсе. А было подстроено.
И это вовсе не я "открыл" портал — с чего бы мне хотеть попасть на Лимб?.. А тот самый злопыхатель, который мастерски испортил тормоза в машине Денницы.
И вот теперь тащат меня, как глупого козлика, незнамо куда, и наверное, всё это плохо кончится.
Эх, Зебрина, Зебрина…
Надо было сесть на Денницу ещё на Клоаке Дьявола, и не слезать, пока он тебя не освободит.
В кармане завозилась Гермиона.
Затем я почувствовал на коже острые коготки, которые быстро переместились в район связанных рук.
Умница моя.
Не так-то просто обездвижить василиска — особенно, если у него другие планы.
Через минуту я был свободен: руки-ноги развязаны, осталось лишь спрыгнуть с плеча злоумышленника и…
Одной рукой срывая с головы мешок, другой — отдирая липкую ленту от губ, я вывернулся из хватки здоровенного мужика и хлопнулся наземь.
Щурясь от яркого солнца — из подземки мы уже выбрались — я вскочил и закричал:
— ЗЛОЙ БАНДИТОС ОТЧИРИК! — и провёл рукой себе по горлу.
Шутки кончились. Они меня достали.
Человек только слегка повернул голову в мою сторону, и я сразу догадался, что это вовсе не человек.
У людей обычно более влажные глаза и менее каменные лица.
Ожившая статуя, так бы я сказал. Совершенная в своей мраморной, выточенной резцом гениального скульптора, красоте.
Она изображала мужчину — идеально развитой мускулатурой он напоминал античного Дискобола, а лицом — Леонардо ди Каприо в молодости.
На моё только что выдуманное заклинание он отреагировал индифферентно. От слова "совсем".
Ну конечно, он же мраморный! Такому любая магия — как с гуся вода…
Секунду статуй смотрел на меня неподжвижными, ничего не выражающими глазами…
А потом я побежал.
Поверьте: это был единственный выход.
Как противостоять ожившим каменным статуям, я не знаю. И если Денница с Патрицией освободиться не смогли, значит, моя задача им помочь.
Через два десятка метров стремительного бега на моих губах появилась улыбка.
Вот это я понимаю — жизнь.
Когда уходишь от погони, ни о чём больше не думаешь.
Сзади раздался какой-то шелест.
Не похоже, что это бежит мраморный человек. Его шаги, на мой взгляд, должны дробить асфальт…
Я поднажал.
А потом мне в спину что-то ударило. Мягко, словно обёрнутая в одеяло дубина.
Пропахав носом добрый кусок дороги, я попытался вскочить, но…
Это была сеть. Она опутала, облепила меня, как паутина — муху. А ещё сквозь неё было пропущено электричество.
Я хозяин своего мочевого пузыря… — это была последняя мысль. Потом меня поглотила тьма.
Очнулся от запаха.
Его ни с чем нельзя было спутать: так может пахнуть только жареный с чесноком цыплёнок табака.
Рот наполнился слюной, в животе забурчало.
Рассудив, что с человеком, рядом с которым так умопомрачительно пахнет, ничего плохого случиться не может, я открыл глаза.
И оказался прав.
В перспективу уходил стол, уставленный яствами.
Тут был и цыплёнок — он покоился прямо передо мной, на большой тарелке с голубыми цветочками.
Тут были и пирожки с булочками, и что-то подозрительно чёрно-зернистое в вазочке, и какая-то запечённая рыба…
Я живо припомнил стол в кабинете господина Тота. Но нет, обстановка несколько не та.
Да и старая дама, что сидела напротив, не слишком сильно походила на Великого Дознавателя.
Хотя определённое сходство всё же имелось. Характерный прищур проницательных умных глаз, например.
Они как бы говорили: — Надеюсь, ты окажешься достаточно интересным, и я не пожалею, что трачу на тебя время. Впрочем, посмотрим.
— Зра…
Опыт, сын ошибок трудных, учит, что со старушками надо быть вежливым. В этом случае они не ругаются слишком громко, и почти не бросаются клубками шерсти с торчащими из них спицами.
К сожалению, в горле у меня было сухо, как в памперсе, язык превратился в кусочек пенопласта, а двигательные функции организма, в общем и целом, отсутствовали.