Дон Вито тоже встал. Медленно, с достоинством, сняв с шеи салфетку и тща-а-ательно сложив её пополам.
И вот они стоят. Нос к носу, вперив друг в друга непримиримые взгляды…
— В первую очередь, она моя дочь, — страшным шепотом шелестит дон Коломбо. — И только я имею право решать её судьбу…
— В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ она — ДРАКОН! — рявкает, как из бочки, дедуля. — И законная наследница престола!
— О, это надолго, — бросив салфетку, донья Карлотта поднялась из-за стола. — Идёмте, детки, я угощу вас канноли на кухне.
Руперт, который всю беседу просидел тихонько, как мышь под метлой, с недоверием посмотрел на дракониху.
— Вы это мне, тётя?
— Конечно тебе, глупыш. Ну давайте же. Оставим этих упрямцев одних.
— Может, не стоит оставлять их одних? — я проворно выскочил из-за стола. Моё место было как раз рядом с дедушкиным, и я уже чувствовал, как ножки стула начают обугливаться.
— Пустяки, — махнула рукой дракониха. — Для правильно организованной ссоры нужна публика. А так — постоят, попыхтят… Затем сядут и будут долго прожигать друг друга взглядами. Потом я принесу им канноли, они покушают и успокоятся. Ничего так не успокаивает, как пирожное с взбитыми сливками. Идёмте, мальчики.
— Вы идите, — я сложил салфетку и аккуратно повесил её на спинку стула. Старые драконы действительно не видели ничего вокруг, так что и я перестал обращать на них внимание. — А у меня ещё есть дела.
Донья Карлотта подошла ко мне вплотную.
— Ты ведь не успокоишься, — тихо сказала она.
— А Зебрина успокоилась бы?
— Весь наш опыт, вся память говорит о том, что у тебя ничего не выйдет, — она смотрела не на меня. Любящий, полный боли взгляд был устремлён на драконов. — Это неприятно признавать, ведь речь идёт о моей дочурке, о моей звёздочке. Но я терпеть не могу лгать. Ни себе, ни другим. Поэтому постараюсь тебя убедить: оставь это.
— Ей не так уж плохо, поверь, — оказывается, Руперт подошел и тоже слышал дракониху. — Угроза взрыва миновала — она теперь контролирует свой э… желудок. А на Благоре есть остров. Отличная охота, сколько угодно дичи… В общем, туда селят… — он отвёл глаза. Но тут же просиял. — Да и в самцах, я думаю, недостатка не будет! Такая цыпа… К ней ОЧЕРЕДЬ выстроится из ухажеров.
— Спасибо, Руперт. Вот тут ты меня КОНКРЕТНО утешил. Век буду помнить.
— А что я такого сказал?..
— Она проживёт хорошую жизнь, — положила мне руку на плечо донья Карлотта. — И долгую — в отличие от тебя, если ты не успокоишься.
— Я не успокоюсь.
Руперт вздохнул.
— Ну да, я тебе верю. Но ведь… — он бросил беспомощный взгляд на дракониху. — Расскажите ему, тётя. Я не могу.
И он отошел к окну, уткнулся лбом в стекло и уставился на город.
— О чём это он?
— Когда-то у Руперта была возлюбленная, — глядя в сторону, произнесла донья Карлотта. — Зоя, твоя…
— Сестра. Я знаю. Между ними что-то произошло… Зара сказала, что Руперт её убил.
— Это не правда. Золотовы… исказили истину. Чтобы… Чтобы…
— Чтобы никто не узнал правды, — подсказал я.
— Да, именно. Чтобы никто не узнал правды.
Донья Карлотта, доставая на ходу сигареты, направилась к стойке бара. Я пошел следом. Мы уселись, получили по стакану граппы от Сатурна, и дракониха продолжила.
— Они встретились и полюбили другу друга. Наш Руперт и их Зоя.
— Это было до… Инцидента?
— Да, задолго. Война только началась, мы были преисполнены решимости завершить её буквально в несколько дней — ведь это ерунда, подумаешь, какие-то гремлины… Но это тут ни при чём.
— Тогда что же случилось?
— Зоя… Она так хотела стать драконом…
— Разве это возможно?
— Нет, — покачала головой донья Карлотта. — Для человека — нет. Но Зоя, так же, как и её отец Зиновий, была великой колдуньей. Она… Создала заклинание метаморфозы. И превратилась. Но при этом… При этом утратила разум. Она не смогла раздвоиться. Не знаю, что было тому виной: цельность её первичной натуры, или же… — дракониха пожала плечами. — Для людей это принципиально невозможно — отринуть всё человеческое, стать… другим. Не знаю, — повторила она.
— И что было дальше?
Честно говоря, я НЕ ХОТЕЛ этого знать. Но был обязан — ради Зебрины.
— Дальше… — дракониха прерывисто вздохнула. — Мы не любим об этом говорить. Никто не любит. Но знай: Руперт — совсем не такой, каким хочет казаться.
— Я знаю.
— Эта рана… — дракониха меня словно не слышала. — Она изменила его. Нести в себе такую боль… Он просто не хочет, чтобы ты испытал то же самое.
— Вы мне не поверите. Но я тоже не хочу, — я выпил граппу, как воду и поставил пустой стакан на стойку. — И сделаю всё для того, чтобы этого не случилось.
— Но… Что ты можешь? — донья Карлотта запалила новую сигарету, просто дохнув на неё. — В случае с Зоей… Поверь, мы перепробовали всё, что только могли придумать.
— У меня тоже есть пара фокусов в рукаве.
Донья Карлотта фыркнула.
Язык пламени, который она выпустила, вскипятил граппу в бутылке.
— Фокусы, — повторила она горько. — Ты, конечно, хорош, когда нужно достать кролика из шляпы, малыш. Но здесь потребуется нечто более мощного калибра, чем кролик.
Глава 4
— У меня получится. Я упрямый.
Донья Карлотта неожиданно улыбнулась.
— Знаешь, малыш, ты мне сразу чем-то понравился. Может, как раз этим своим упрямством. А ещё ты умеешь продавать шипение.
Я моргнул. А потом тоже улыбнулся.
— А, понял. Вы имеете в виду, шипение сосиски на огне. Я предпочитаю думать об этом как о продаже первосортных фальшивых собачьих какашек.
— Называй это как хочешь, малыш, потому что в большинстве случаев это работает. Но наша малютка… — она прерывисто вдохнула. — Это совсем другой случай.
Я наклонился и обнял дракониху за плечи. Не без робости, но я видел: ей это нужно. А потом набрался храбрости, и чмокнул в душистую щечку.
— Это тот же самый случай, тётя Карлотта.
Я страшно рисковал — принимая во внимание пиетет, который испытывали к драконихе все в городе… Но пронесло. Она только улыбнулась и потрепала меня по руке.
— Я сделаю всё, что угодно: продам шипение, выжму воду из бриллианта, поверну Задницу передом… Но я верну Зебрину.
— Тогда я должна кое-что тебе дать, — сказала дракониха и поднялась. — Никуда не уходи, — она изящно посеменила на высоченных каблуках в сторону кухни.
А ко мне направился…
— А, Руперт. Ну как там дедуля с папулей?
Я всё ещё слышал взрыкивания и взрёвывания из-за расписной шелковой ширмы.
Взрыкивания звучали так, словно некрупный бульдог заснул в медном самоваре.
— Перешли на фауну, — поделился чёрный дракон. — Дядя назвал Князя червяком. Одноглазым земляным червяком. На что Князь ответил летучей мышью. Бескрылой.
— Конструктивненько.
— То ли ещё будет, — посулил Руперт.
Вернулась донья Карлотта.
— Вот, держи, — она протянула мне небольшую бархатную коробочку. — Пускай будет у тебя.
— Что это?.. — наученный горьким опытом, я не спешил открывать крышку. Артефакт, превращающий реципиента в мелкое незлобивое существо, ручной паук-птицеед, карманная вселенная… Всё что угодно там могло быть.
— Так, пустячок, — донья Карлотта покраснела. — Милый пустячок, к которому в нашей семье питают особую любовь. Отдай его Зебрине, малыш. Ну, когда она…
— Я понял. Спасибо.
— Только помни: времени у тебя не много. Чем дольше она будет в драконьей шкуре, тем меньше в ней будет оставаться человеческого. Постепенно она забудет… — донья Карлотта отвела взгляд.
— Не забудет, — уверенно сказал я. — Если вы ещё не поняли, ваша дочь — такая же упрямая, как я. А может, и покруче.
Так и не открыв, я спрятал коробочку в карман.
Слепой козе ясно, что там — обручальное кольцо!
А уж после глумливого подмигивания Руперта не сомневался бы даже забытый в депривационной камере обмылок.