- А если я больше не буду спрашивать, строптивица? Просто возьму тебя силой?
- Я не в вашем вкусе. Очень худая. – Припомнила я его же слова, и мужчина рассмеялся. Тихо, урчаще.
- Да, пожалуй ты права. Сперва я откормлю тебя. Чтобы подросло здесь, - Широкая ладонь накрыла ягодицы и смяла. – И здесь. – Медленно поднимая вверх, она замерла на ребрах, едва не дотянувшись до груди. – А то и ухватиться не за что.
Вспыхнув от стыда, возмущения и протеста, вперемешку с неотступающим страхом, я хотела вылезти из-под тяжелого тела, но меня ловко вернули на место, придавливая тяжелой рукой.
- Далеко собралась?
- Зарыться в одеяла и проплакать полночи от того, что не могу удовлетворить ваши потребности, кин.
- Хальвор. – Резко и серьезно исправил он. – Еще раз назовешь меня кином, поплатишься. А сейчас я накажу тебя за уже произнесенные слова, ласка. Хочешь, чтобы я раздел тебя или разденешься сама?
- Сама. – Одними губами прошептала я, предчувствуя, что шутки кончались ровно секунду назад, когда я вновь обратилась к мужчине не по имени, как он велел.
- Приступай.
Медленно, дрожащими пальцами я принялась судорожно расстегивать пуговицы на верхнем платье, неотрывно смотря в глаза Хальвора.
Его взгляд завораживал. Тягучий, властный, терпкий, как привкус на кончике языка после глотка вина. В нем хотелось тонуть, его хотелось продолжать, но волнение от мыслей душило, и воздух в легких стремительно заканчивался, в отличие от пуговиц вдоль юбки.
Дождавшись пока я сама справлюсь с рядом застежек, Хальвор оперся на локоть, чтобы свободной рукой легко разбросать полы платья в стороны, открывая себе вид на сорочку из грубой ткани.
- Я привезу тебе шелк. Не хочу, чтобы твоей кожи касалось топорное полотно. – Пальцы примкнули к вене на шее, ощущая, как бешено в ней разливается кровь и спустилась вниз, к кромке нижнего платья, подводя черту. – Красивая кожа. Мягкая. Не должна раниться о такую ткань.
Я замерла.
Таинство момента странной волной накрывало и забирало все мое внимание. Оторваться сейчас и не рассматривать его ресницы, что черными стрелами смотрели прямо, упрямый рот с трещинками от соленого ветра, и непослушные пряди, что выбились из кос, и нависли на лоб, было бы невыносимо.
Я захотела поверить в сказку. Во что-то, что не мог бы выдумать даже самый искусный плут и картежник, чтобы было, что рассказать темным вечером за кружечкой пива.
Ваха! Проклятое дитя!
Сейчас желанна.
И пусть игра, со своими странными и не ясными для меня целями, но такая мнящая, притягательная, пробуждающая любопытство.
Мужчина не остановился на достигнутом и, подцепив пальцем лямку, потянул ее вниз, вырывая из меня очередной несвязный хрип, оголяя кожу груди, выставляя ее под обозрение горячему и жаждущему взгляду.
- И все равно красивая. – В унисон со своими словами, он коснулся кончиком пальца темной кожи сосков, которая тут же съежилась под непривычной лаской, вызывая на губах улыбку. – Ты отзывчивая. Мне нравится.
И в следующую секунду его рот накрыл темную горошину и втянул, мягко посасывая, заставляя меня выгнуться вверх, и вскрикнуть от неожиданной ласки. Такой горячей и порочной.
Хотелось оттолкнуть его, и я даже уперлась ладонями в крепкие плечи, но куда там…. Даже не пошевелится.
Словно играясь, он бил языком по чувствительной вершинке, проходя по ней кончиками зубов, покусывая, заставляя теряться от странных ощущений. Так же как утром, тепло опустилось от ключиц к паху, и свернулось в теплый ком, и я бы свела ноги, пытаясь снять напряжение, но чужие бедра мешали.
Отпустил. Ровно на пару секунд, ныряя под кромку платья и захватывая второй сосок, обжигая его языком и царапая губами.
- Хееель… - Прошептал мне в кожу, и его дыхание горячо обожгло влажный сосок, вынуждая его свернуться в тугой комочек. – Сладкая женщина.
Его ладони, мирно ждавшие своего часа, скользнули вверх по телу и сдавили основание груди, удобнее подставляя вершинки к губам, от чего мужчина и не думал отказываться, втягивая то один сосок, то набрасывая на другой жадно вылизывая их как пес.
Он толкался бедрами, едва ощутимо, но этого было достаточно, чтобы я ощутила твердую как камень плоть, что мечтала вырваться из штанов и оказаться у меня под юбкой.
По телу прошлась волна возбуждения смазанного трусостью.
И может прав был Хальвор, говоря, что я боюсь не его, а близости. Мне же не хватает духа самой протянуть к нему пальцы, провести ими узоры по плечам, как бы наверно хотелось любой женщине. Это просто трусость, которую привили мне с детства.