— Вперед, — коротко бросил Аттик.
Палуба завибрировала от знакомого рокота варп-двигателей, выходящих на критическую отметку. Набатом заголосили прыжковые сигналы. Ведущие корабли флота начали разворачиваться в сторону Железных Рук, но к тому моменту, когда они закончат разворот и ринутся в погоню, «Веритас феррум» будет уже далеко.
А сами предатели окажутся в минном поле.
— Жаль, что мы не можем пожать плоды наших стараний, — сказал Аттик. А затем открылся второй разрыв, агония реальности заполонила весь экран, и «Веритас феррум» нырнул в эмпиреи.
— Вопрос не в том, — сказал Инах Птерон, — бросятся ли Дети Императора за нами в погоню. Разумеется, бросятся. Вопрос в том, смогут ли они отслеживать наши перемещения.
Кхи’дем хмыкнул. Двое космодесантников шагали вдоль смотрового зала. Он был построен с расчетом на тысячи человек — полный личный состав роты вкупе с гостями из других легионов. Но после Каллиниды им больше не пользовались, и Кхи’дем сомневался, что Железные Руки когда-либо вернутся сюда вновь. Экипаж «Веритас феррум» потерял слишком многих. Сначала всех ветеранов и старших офицеров, когда Феррус Манус вместе с элитой каждой роты отправился на бой с Хорусом, после — еще свыше сотни храбрых воинов в результате катастрофического урона и разгерметизации целого отсека корабля в ходе битвы в системе Исстван. Любое собрание в этих стенах теперь казалось бы ничтожным, ибо над пришедшими довлела бы гулкая пустота необъятных просторов и горькая память о тех, кого больше нет. Согласно корабельному журналу, с катастрофы на Исстване V прошло всего несколько недель, а в зале уже воцарилось запустение. Стальные канделябры под сводчатым потолком больше не горели. Единственным источником света остались параллельные люмополосы, очерчивавшие широкую аллею на мраморном полу. Знамена славных побед терялись в тенях. Вскоре после прибытия на «Веритас» двое легионеров обнаружили, что они и их немногие выжившие братья могут в свободное время приходить сюда и спокойно общаться. Кхи’дем ни разу не видел здесь никого из Железных Рук.
— Сержант Гальба сообщил мне, что навигатор проложил витиеватый маршрут по имматериуму, — сказал Гвардейцу Ворона Кхи’дем. Его голос глухо отражался от стен. — Если враг не использует аномалию в качестве маяка, что маловероятно, то мы оторвемся от преследователей.
Птерон на секунду задумался над сказанным.
— Разумная тактика.
— Согласен. Но дело ведь не только в этом.
— Нет. Мы слишком долго оставались в системе. Без серьезных на то причин.
— Мы — нет, — поправил Кхи’дем. — Они так решили. Мы с тобой здесь гости незваные.
Птерон коротко и горько усмехнулся.
— Как думаешь, наше участие в этом рейде задумывалось как знак благосклонности или оскорбления?
— И того, и другого, полагаю. Зависит от того, когда об этом спросить капитана Аттика.
— Ты считаешь, он не в ладах с самим собой?
Кхи’дем на протяжении десятка шагов размышлял над ответом.
— Я не уверен.
— Как и я, — мягким голосом поддержал товарища Птерон. — Независимо от успеха нашего бегства, меня беспокоит решение заложить мины. Эта тактика неразумна. Аттик прав насчет стратегического преимущества Пифоса. Но он рисковал потерять нечто критически важное ради сомнительной победы.
— Его одолевает жажда мести. Как и всех Железных Рук.
— А нас разве нет? — возразил Птерон. Даже в тусклом свете Кхи’дем видел, как зарделось его лицо. — Разве мы пострадали меньше их?
Саламандра оставался спокоен.
— Я не это имел в виду.
Они дошли до конца зала и повернули обратно. Они шагали по центру мраморного пола, и далекие стены казались иллюзорными.
Птерон умерил свой пыл.
— Прости, брат. Я расстроен не из-за тебя.
Кхи’дем примирительно махнул рукой.
— Твой гнев меня ободряет. Он показывает, что нас с тобой беспокоит одно и то же.
— А именно?
— Железные Руки изменились в самом своем естестве. Смерть их примарха опасно сказалась на них, — сержант Саламандр позволил себе скорбную улыбку. — Возможно, мы льстим себе, заявляя, что не поступили бы так безрассудно. Но мне хочется верить, что мы бы удержались.
— Их гнев ядовит.
— Да. Он отравляет их.
— А нас? — спросил Птерон.
— Наши судьбы теперь прикованы к ним, — изрек Кхи’дем.
— Что верно, то верно.
Некоторое время они шли в тишине. В центре зала, где мрак и громадное пространство надежнее всего скрывали их от посторонних глаз и ушей, Гвардеец Ворона заговорил снова:
— Таким образом, главный вопрос — что нам делать дальше?
— Я открыт для твоих предложений.
Птерон снова усмехнулся, но радости в его голосе было не больше, чем в прошлый раз.
— Как и я для твоих. Как ни крути, вариантов у нас немного. Не мы принимаем решения, определяющие ход операции, но мы вынуждены им подчиняться. И вряд ли у нас получится сместить капитана Аттика.
Кхи’дем смерил Птерона холодным взглядом.
— Я знаю, ты шутишь, брат. Но я не потерплю даже мысли о предательстве в моем присутствии.
Птерон вздохнул, закрыл глаза и потер переносицу. На мгновение Кхи’дем увидел в Гвардейце Ворона отражение собственной усталости.
— Прошу прощения, — заговорил Птерон. — Я ляпнул, не подумав. Я был не прав. — Он поднял глаза. — Мы живем в странное время, брат. Мы видели невозможное. И сами стали жертвами во многом потому, что произошедшее на Исстване V до самого последнего момента казалось невообразимым.
Ветеран понизил голос до шепота.
— Мы больше не можем позволить расценивать что-либо как невозможное. Мы обязаны учитывать любые перспективы, включая наихудшие. Особенно наихудшие.
Кхи’дем поднял глаза к потолку. Мрак казался осязаемым. Он цеплялся за знамена, скрывая победы и обращая их в призраки бессмысленного прошлого. Сами полотна безвольно обвисли, отягощенные горечью трагедии. Сержант поймал себя на мысли о чудовищной галерее на «Калидоре», где обрели форму извращенные фантазии Детей Императора. И это место точно так же отражало урон, нанесенный психике Железных Рук. Нечто жуткое произошло с X легионом — нечто, что выходило далеко за рамки военного поражения, траура, потери. Кхи’дем испытывал те же чувства. Он жил с ними. Они определили его мучительное существование после Резни. Не зная ничего о судьбе Вулкана, он словно оказался прикованным к вечному маятнику, качающемуся между надеждой и скорбью.
Но с Железными Руками происходило нечто совершенно иное. Они менялись. И Саламандра боялся, что эти перемены необратимы.
Он снова посмотрел в лицо Птерона.
— Итак? На чем остановимся?
— Будем наблюдать. Пристально.
— Думаешь, стратегия Аттика безумна?
— А ты нет?
Кхи’дем покачал головой.
— Она рискованна, безусловно. Я не согласен с некоторыми его решениями. — Он пожал плечами. — Но она точно не безумна.
— Пока нет.
— Пока нет. Значит, нам стоит попытаться быть голосом разума?
— Боюсь, что так.
Теперь уже рассмеялся Кхи’дем — то ли в ответ Гвардейцу Ворона, то ли от собственного отчаяния.
— Но кто услышит наш голос?
— Сержант Гальба, например.
— Может статься, он единственный.
— Лучше, чем вообще никого.
Кхи’дем вздохнул. Его не готовили к такого рода войне. Он знал старших офицеров со склонностью к политике, но сам никогда ей не отличался. Но, в конце концов, война есть война. Какая бы задача ни выпала на его долю, он не будет бежать от нее.
— Аттик может прикидываться глухим, но ему придется меня выслушать, — заверил он. — У него не останется другого выбора.