Но джунгли уже вгрызались в края дороги, пробуя вернуть себе законные владения. По подсчетам Гальбы, пройдет всего несколько недель, прежде чем придется проводить повторные бомбардировки. Сержант задумался, надолго ли хватит Железным Рукам нынешних запасов зажигательных боеприпасов.
Впрочем, состояние дороги сейчас заботило легионеров на борту «Железного пламени» меньше всего. Они прибыли понаблюдать за судьбой новоприбывших обитателей Пифоса.
Гражданские высаживались на территории примерно в несколько квадратных километров вокруг колонны. Черный маслянистый дым поднимался к небесам сразу из нескольких мест. Это горели мертвые корабли. Одни развалились еще в воздухе из-за отказа тепловых щитов или повреждений корпусов. Другие врезались в землю, словно метеоры. Некоторые вовсе промахнулись мимо цели, пролетев над темными скалами и рухнув в беспокойный океан. Но были корабли, смерть которых не поддавалась простому объяснению. Они взорвались, уже коснувшись поверхности, и что послужило тому причиной — человеческий фактор или ошибки в конструкции, — сказать было трудно. Пока «Железное пламя» готовили к заданию, Гальба следил за последними транспортами, покидающими орбиту. Сквозь рев двигателей регулярно пробивался прерывистый грохот разрушений. Сержант гадал, сколько жизней оборвалось за эти считанные минуты. Сотни, не меньше. На поле боя подобные потери среди смертных были несущественны, но для беспрепятственного спуска на планету это казалось неприемлемым.
И все же на каждую катастрофу приходилось с десяток успешных посадок. По крайней мере, так виделось с базы. Но теперь, когда штурмовой катер достиг границы посадочной области, Гальба взглянул на количество дыма и нахмурился.
— Слишком много огней, — сказал сержант.
— Ты о чем? — поинтересовался Аттик.
— Аварий было не настолько много.
Небо над регионом из грязно-серого постепенно становилось удушающе черным.
— Я не вижу ни одного целого корабля, — заметил сержант Кревтер.
— Вон, — указал Даррас. — На два часа.
Судно представляло собой средних размеров колонизационный корабль. Его древняя конструкция относилась ко временам задолго до возникновения Империума. Уже то, что он покинул родной причал, выглядело чудом — и при этом он еще сумел пережить путешествие в пустоте и посадку на враждебной территории. Последние пассажиры как раз спускались по трапам, когда «Железное пламя» зависло над их головами. Люди собирались вокруг корабля, перебираясь через поваленные при посадке деревья. Транспорт был настолько старым, что его название уже невозможно было различить. Зато на покатом носу было коряво выведено новое — «Великий зов».
Корабль задрожал, словно колокол под ударами молота. Из открытых ангарных створок вырвалось пламя. Череда взрывов на корме слилась в гигантский огненный шар, поглотивший двигатели.
— Они пляшут, — произнес Аттик. Капитан стоял у открытого люка пассажирского отсека. Ветер ревел ему в лицо, но лидер Железных Рук держался уверенно, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, словно приваренный к полу.
Многотысячная людская толпа резвилась вокруг подбитого корабля, словно для них это был праздничный костер.
— Да они с ума посходили, — бросил Даррас. — Если они повредят плазменные ядра…
— Похоже, они знают, что делают, — заметил Аттик. — Иначе это бы уже произошло на одном из кораблей, стерев весь регион с лица планеты. А это аккуратные и точные взрывы.
— Но зачем? — настойчиво спросил сержант Ласерт.
— Потому что они не собираются улетать, — объяснил Гальба. — В своих переговорах они постоянно называли Пифос «домом». Теперь так и есть. Они сознательно отрезают себе путь с планеты.
Воин смотрел на полыхающий корабль и думал, что тот оставался верен своему предназначению до самого конца. Эти люди были не просто гражданскими. Они были колонистами.
— Они так сильно хотят здесь остаться? — удивился Даррас. — Да они либо дремучие глупцы, либо безумцы. Подозреваю, что все сразу.
— Дремучесть им больше не грозит, — сказал Аттик и вытянул руку. — Только не теперь.
Явились ящеры. Ветры Пифоса донесли до них зов богатой и легкой добычи, и они вняли ему. Собравшись в огромные стаи, хищники — знакомые и невиданные прежде — обрушились на колонистов. Животные рвали их на куски.
Танцы оборвались. Люди безуспешно пытались защититься. У них не было стрелкового оружия, поэтому они отбивались голыми руками. Некоторые сражались мечами, но удары клинков лишь злили зверей еще больше. Потуги колонистов выглядели наихудшим фарсом. Ящеры пировали сполна.
— Сделай облет, — Аттик передал по воксу брату Катигерну, сидевшему за штурвалом «Железного пламени».
«Громовой ястреб» перелетал от одной посадочной площадки к другой. Везде повторялась одна и та же сцена. Корабли пылали. На проделанных ими просеках кучковались люди, защищаясь пиками, импровизированными дубинами и мечами. Кое-где Гальба замечал лазерные вспышки. По его оценке, на каждую винтовку приходилось по сотне человек, если не больше.
Многие гражданские, убегая от резни на посадочных площадках, собирались на территории, расчищенной Железными Руками. Гальба быстро сбился со счета. Десятки тысяч человек плечом к плечу стояли вокруг колонны и вдоль широкой дороги, ведущей к возвышенности. Одно гигантское стадо. Их прибытие трагическим образом уравняло экологический дисбаланс, так беспокоивший Птерона. На Пифосе появились первые травоядные, и хищники возрадовались этому. Передние линии стада отчаянно боролись за жизнь, прикрывая тех, кто держался за их спинами. Гальба понимал, что на его глазах вершится неимоверный героизм, но сверху он видел лишь уродство смерти. По краям толпы разливалось кровавое болото, заваленное изуродованными телами. А рептилии все продолжали прибывать. Пифос являл людям свою фауну во всем ее чудовищном многообразии.
Исход борьбы был предрешен. Она растянется на много дней, но в итоге дорогу к колонне зальет озеро крови.
— Возвращаемся, — приказал Катигерну Аттик.
— Мы не будем стрелять? — спросил Гальба.
— Куда тут стрелять? — рявкнул капитан.
Гальба не ответил. Аттик был прав. Штурмовой катер — оружие грубое. Его ракеты и пушки перебьют больше колонистов, чем ящеров. Смерти рептилий будут одной каплей в море крови и лишь ускорят неизбежное.
— Слышите? — спросил Даррас, выражая смесь недоверия, недоумения и презрения.
— Да. — От Аттика разило только презрением.
Теперь услышал и Гальба. Пробиваясь сквозь крики умирающих и вой ящеров, перекрывая даже рев двигателей «Громового ястреба», звучал радостный клич. Толпа пела, как единый огромный хор. Люди торжествовали. Их товарищей пожирали заживо, но они все равно праздновали свое прибытие. Гальба не разбирал слов, но общий настрой угадывался безошибочно. Мелодия нарастала — ода победе и силе. Что бы с ними дальше ни случилось, люди были уверены, что свершили великое дело.
Прибыть в эту систему на кораблях, словно откопанных на свалке, — это подвиг. Приземлить большую их часть — в целом, тоже. Но откуда такое стремление к этому миру смерти? Гальба подозревал, что этого уже не узнать. Когда празднование закончится, не останется никого, кто мог бы все объяснить.
— Идиоты, — тихо пробормотал Аттик, отстраняясь от песни. Но он не сводил взгляда от сражающихся колонистов, пока те не скрылись из виду.
— Они мужественно сражаются, — признал Гальба.
— Их борьба бессмысленна. Им не победить. Они слишком слабы. Они пришли сюда умирать, и я не собираюсь этим восхищаться.