— Откуда вы прибыли? — спросил слуга.
— Тот мир для нас теперь утрачен, — ответила Ске Врис. — Как и его имя. И это хорошо. То был ложный дом. Он не испытывал нас.
— Так вот как вы видите Пифос? Как испытание?
Ске Врис кивнула и расплылась в улыбке.
— Он встретил нас своей яростью. Мы знали, что так будет. Мы должны заслужить себе дом здесь. Каждый новый день будет нашим испытанием. И это правильно. Таков путь истинной веры.
«Вера». Это слово преследовало его, всплывая везде, куда бы Каншель не сунулся. С самой первой ночи на Пифосе ему становилось все труднее отвергать его, хотя он и знал, что должен. Танаура предложила ему успокоение и ободрение после смерти Георга Паэрта. Иерун понимал, что должен смириться с галлюцинациями. Такого следовало ожидать в регионе, где грань между реальным миром и имматериумом трещит по швам. Но от пугающей реальности того, с чем он столкнулся, нельзя было просто отмахнуться. И перед лицом зловещих чудес к чему еще ему обратиться, если не к вере? Неужели он думал, что слепое приложение силы, неважно сколь великой, решит все проблемы?
«Вера». Вот опять. Он посмотрел на лучезарное лицо Ске Врис. И ощутил отчаянную зависть. Эта женщина за один день потеряла сотни своих сородичей и все равно смотрела в будущее с чувством, что сильнее любой веры — с уверенностью. Каншель задумался, могло ли вообще что-нибудь потрясти ее.
Ничего. Он смотрел на женщину, чья вера служила ей непробиваемым щитом. Быть может, она была даже сильнее веры Танауры — ведь та была напугана, тогда как Ске Врис буквально светилась от счастья.
— Но зачем? — спросил Каншель. — Зачем вам испытывать себя?
— Чтобы обрести силу. Чтобы закончить наше дело, мы обязаны быть сильными.
— И какое у вас дело?
Ске Врис подняла глаза к затянутым небесам и приветственно воздела руки.
— Час этого откровения еще придет, — она помедлила, словно упиваясь невыразимым блаженством. А когда она опустила руки, ее взгляд, казалось, стал еще радостнее прежнего. — Оно явится сюда. Скоро. Так говорит мой учитель.
— Ваш учитель?
Ске Врис указала на одну из фигур в мантиях, что стояла неподалеку от посадочной площадки и наблюдала за разговором Аттика с представителями колонистов. Даже в сумерках опускающейся ночи его было нетрудно заметить. Человек был выше большинства своих товарищей, которые держались от него на почтительном расстоянии.
— Как его зовут? — спросил Каншель.
— Я еще не заслужила право произносить его имя.
Каншель еще раз осмотрел одеяние Ске Врис. Туника женщины была длиннее тех, что носили прочие колонисты, и имела короткий капюшон. Иерун уловил схожесть между ней и темными мантиями.
— Вы — религиозный воспитанник? — спросил он.
— Послушник, да.
Каншель замялся, прежде чем заговорить, но понял, что должен. Промолчав, он признал бы поражение всего того, что он всю жизнь считал правдой.
— Вам не следует здесь оставаться, — сказал он. — Вас привели сюда иллюзии. Поклоняться нечему. Богов нет.
Улыбка Ске Врис даже не дрогнула.
— Уверен?
— Абсолютно.
— И что вселило в тебя такую уверенность?
— Император открыл эту истину всему человечеству. И вам же тоже, верно?
— Но что есть открытая истина, если не божественный дар? — вопросила Ске Врис.
— Нет, — запнулся Каншель, — нет, это не так. Это… Я…
И затих. Воля, питавшая его уверенность, угасла.
— Да? — подстегнула его Ске Врис.
— Ничего. Но вы все равно ошибаетесь, — Каншелю стало дурно от того, насколько слабым прозвучал его довод.
Его терзания не укрылись от взгляда собеседницы. Ске Врис по-товарищески положила руку ему на плечо.
— Думаю, нам с тобой о многом предстоит поговорить, друг мой.
— Вы и в самом деле планируете остаться.
Ске Врис залилась смехом.
— Планирование тут не причем… Это наш дом! Здесь наша судьба!
Даррас наблюдал за представлением на посадочной площадке. «Цирк», — думал он, снедаемый отвращением. Разношерстные оборванцы вели себя помпезно, церемонно, горделиво. Им бы быть поскромнее, но, даже выражая благодарность за спасение, они держались так, будто были хозяевами этих земель, а Железные Руки — гостями, только-только заскочившими на огонек. Сержант расспросил с десяток беженцев, и их ответы лишь подкрепили это его ощущение.
Гальба присоединился к нему рядом с «Несгибаемым».
— Ну как?
Даррас коротко усмехнулся.
— Спрашиваю их, кто они такие — твердят, что паломники. Паломники откуда? Изо лжи, ищут истину. С какой планеты? Пересекли царствие истины и прошлое, как и вся ложь, больше для них не существует. А когда я пытаюсь узнать, как они сюда попали…
— Прилетели на крыльях веры, — закончил за него Гальба.
— Именно, — фыркнул Даррас. — Чушь.
— Чушь, в которую они свято веруют.
— А, ну тогда все в порядке. Мы спасли дураков вместо лжецов. Можно считать, день прожит не зря, — сержант махнул рукой, обведя и базу, и заполненный народом склон за ней. — Это и твоих рук дело, брат. Посмотри на них.
— Я об этом не просил.
— Нет, не просил, — признал Даррас. — Но разве ты недоволен?
Он пристальным взглядом буравил Гальбу. И ничуть не удивился, когда его собрат покачал головой. Гальба оставался честен и с товарищем, и с самим собой. Но Дарраса беспокоило, какое влияние на Гальбу оказывают Гвардия Ворона и Саламандры, в частности Кхи’дем. Его боевой брат все дальше сходил с пути машины.
— Ты считаешь, что мы поступили правильно, не так ли?
— Да.
— И в чем же польза от этого фарса?
— Это еще нам предстоит узнать. Но благородный выбор не всегда практичный.
— И не всегда верный. Я не спрашивал тебя о благородстве выбранного нами пути. Он благороден, без сомнения. Но есть разные формы славы. Сегодня мы восславили плоть. Разве для нашего легиона это в порядке вещей?
— Не нужно напоминать мне о наших догматах.
Даррас пропустил это мимо ушей.
— Плоть слаба, брат, — он оставил при себе замечание о том, насколько много ее осталось в самом Гальбе. — Она ведет к ошибкам. Она подвержена порче.
— Я знаю, — мягко ответил Гальба.
— Думаю, ты слишком много прислушиваешься к своей, — Гальба ничего не ответил, и Даррас продолжил: — Стратегия и здравый смысл — вот что славит машину. А в безрассудных умах зреет предательство.
Глаза Гальбы вспыхнули гневом.
— Ты меня в чем-то обвиняешь?
— Нет. Просто напоминаю, кто мы есть.
Она знала, кто вошел в ее покои. Безумие варпа переполняло ее настолько, что она едва ощущала собственное тело. Но пришедшая сущность излучала мощь. Ее безжалостная и неумолимая реальность отгоняла сладострастные нашептывания имматериума.
— Мое почтение, капитан.
— Госпожа Эрефрен.
— Они же не уйдут?
— Нет, не уйдут.
— Да и как могли бы они теперь уйти, даже захотев?
— Кое-что еще подлежит ремонту. Планета Киликс относительно пригодна для жизни. Это суровый, но, по крайней мере, не безумный мир. А мы могли бы перевезти людей на пустые корабли на орбите.
— Не похоже на работу, достойную Железных Рук.
Электронный скрежет красноречиво выражал отвращение капитана.
— Нет. Но и нянчиться с этими дураками тоже не для нас. Надеюсь, вы спасете меня от этого.
— Как?
— Найдите мне цель, госпожа. Найдите нам цель.
Астропат вздохнула.
— Если бы я только могла.
— Зрение подводит вас?
— Нет. Проблема в варпе. Я никогда не видела таких сильных бурь. Мы не можем перемещаться сквозь них. Никто не может.
— Когда это началось?
— Сразу же после нашего возвращения. И пока бури не утихнут, мы здесь заперты.