Он заметил ее возле посадочной площадки. С «Веритас феррум» как раз спустили новую партию припасов, и она вместе с другими слугами тащила пласталевые ящики с боеприпасами в арсенал, расположенный в северо-восточном углу базы. Выглядела она так же мрачно, как он себя чувствовал. Иерун уже почти отчаялся, но ему больше не к кому было обратиться, поэтому он проследовал за ней до оружейной и подождал снаружи, пока она не выйдет.
— Агнесса, — позвал он.
Танаура удивленно обернулась.
— Иерун? В чем дело?
— Мне нужно поговорить с тобой.
Женщина судорожно вздохнула. Она была не просто напугана и вымотана до предела — она казалась сломленной.
— Зачем?
Каншель засомневался. Неужели ее вера не сильнее его? Сгущающаяся вечерняя тьма неумолимо наступала.
— Извини, — отстранился он. — Все в порядке.
И развернулся уходить.
— Постой! — Агнесса схватила его за руку с неистовством внезапной, отчаянной надежды. — Говори.
Ей было ничуть не легче.
— То, что с нами происходит… — начал Иерун. — То, что я видел… — Это оказалось несравнимо труднее, чем он себе представлял. — Я не…
Даже сейчас, когда его прежние убеждения рассыпались в прах, чувство верности не давало ему высказать то, что он чувствовал. Это слишком сильно походило на предательство.
Танаура помогла ему:
— Мирская вселенная не в состоянии объяснить это.
— Именно, — сказал он, благодарный. Давящее чувство в груди ослабло. Облегчение оказалось сиюминутным, но самым настоящим.
— Чего ты хочешь? — спросила женщина.
— Силы. Надежды.
Внезапно в ней воспылало и то и другое.
— Надежда есть, — уверила Агнесса. — И она дарует тебе силу.
— Но поможет ли она мне против… против кошмаров ночи?
— Она поможет тебе встретить их лицом к лицу.
— И только?
— Император всех нас призывает к мужеству. Отваге. Стойкости. И разве тебе не становится легче, зная, что раз силы тьмы реальны, то и силы света — тоже?
Каншель задумался.
— Возможно, — сказал он, и это признание, это первое принятие того, что так рьяно проповедовала Танаура, будто распахнуло неведомую прежде дверь в его разуме. Дверь к солнечному свету.
«Да, — пронеслось у него в голове. — Да». Он всегда верил в Императора, но, приняв его как Бога, он осознал всю безграничность Его могущества. Император взирал на него — прямо здесь, прямо сейчас. Император даже мог коснуться его. Тепло, что пришло на место отчаянию, растекалось по венам простого слуги.
— Да, — произнес он вслух. И улыбнулся.
— Император защищает, — произнесла Танаура.
— Император защищает, — повторил Каншель.
Той ночью он испуганно съежился на своей койке в ожидании кошмаров, что таятся в ночи. И кошмары явились во снах, подернутых тенями. Они снова заставляли спящих что-то невнятно бормотать и напевать. А бодрствующих они принуждали кричать. Но Каншель прижал к груди потрепанный томик «Лектицио Дивинитатус» и впервые за долгое время обрел покой.
Глава 12
ВНИЗ. МАШИНА. ПОТОП
Железные Руки на тросах спускались по поверхности строения. Гвардия Ворона опережала их, используя свои прыжковые ранцы. Штурмовое отделение Птерона впервые действовало по своему истинному призванию. Двумя отделениями X легиона командовали Аттик и Гальба. Даррас же назначение своего отделения сторожами ямы принял без особого энтузиазма.
— При всем уважении, брат-капитан, но почему?
— Потому что это разведывательная операция, а не вторжение. И потому что среди всех нас у сержанта Гальбы наиболее тесная связь с врагом. Если противник попробует атаковать нас внизу, я хочу узнать об этом как можно раньше.
«Он все еще верит, что я какой-то псайкер», — думал Гальба. Его возмущала подобная идея, но если Аттик считал, что он может быть полезен — что ж, пусть так. Свой долг сержант знал.
Он оттолкнулся от каменной стены. Неужто она дернулась под сапогами? Неужто его подошвы на мгновение погрузились в нее, словно в плоть? Вправду ли на его глазах рельефный узор извернулся, словно змеиный выводок? Нет, ничего такого не произошло. В этом Гальба был уверен. Он надеялся на это. И все же не мог избавиться от странного чувства отвращения, словно все случилось на самом деле.
Он спрыгнул еще на десяток метров, оттолкнулся снова и опустился на широкий выступ, где уже ждали Аттик и его отделение. Яма уходила в безмолвную темноту. Выступ был своего рода террасой перед проемом в стене.
— Это работа больных умов, — сказал Аттик, смерив взглядом вход. — Мы окажем Галактике большую услугу, уничтожив их.
Конструкция входа вызывала не меньше вопросов, чем любая другая часть подземной постройки. Гальба даже не понимал, дверь ли перед ним или окно. Проем поднимался остроконечной аркой, но стороны ее были несимметричны — они то сближались, то отдалялись друг от друга. При прямом взгляде вход выглядел рваной раной на каменной плоти. При боковом же казалось, что его края танцуют. Арка была узкой и слегка отклонялась от вертикали. Вид ее резал глаз, и лишь спустя несколько мгновений Гальба осознал всю глубину извращенности этого сооружения.
— Стороны не сходятся, — указал он. Края прохода асимптотически сближались до расстояния тонкого волоса, но так и не соединялись. Вся арка была ложью.
— Это невозможно, — оскорбленно заявил технодесантник Камн. — Должно быть, это трещина.
— Нет, — отрезал Аттик. Раздалось еле слышимое жужжание — это его бионический глаз осматривал поверхность каменной конструкции, настраивая длину волны для восполнения недостатка света и увеличивая отдельные участки. — Брат Гальба прав. Разделение становится частью орнамента и тянется до самого верха.
Камн направил свои собственные искусственные глаза на арку.
— Строение разделено надвое? — вслух огласил он свои сомнения.
— Хуже, — сказал Гальба. Он указал налево, затем направо на другие проемы. Каждый отличался своими особыми деформациями, словно уже после постройки структура начала плавиться. Но на всех проступавших во мгле арках виднелись точно такие же бесконечно тонкие линии раздела. Поверхность, которая поначалу казалась бесшовной, при ближайшем рассмотрении оказалась паутиной из крошечных щелей. Настоящая трехмерная мозаика.
— Невозможно, — повторил Камн, но теперь в его отрицании зазвучали нотки ужаса.
— Оно было встроено в холм, только и всего, — сказал Аттик. — Земля поддерживала здание.
Самая широкая часть выступа располагалась прямо напротив центра стенного проема. А на его краю находился изогнутый конусообразный цилиндр высотой с двух легионеров. Он походил на огромный бивень, впившийся в пустой воздух ямы. Камн подошел на несколько шагов, чтобы изучить его. Луч из его серво-руки скользнул по черному камню и выявил точно такие же микроскопические щели. То, что выглядело причудливым узором из трещин, мерно замерцало. Фактически, ничто не мешало бивню развалиться на части — если только фрагменты не обладали собственным притяжением.
— Брат-капитан, — обратился Камн, — я не могу придумать ни одного убедительного объяснения тому, что мы видим.
— Это результат воздействия варпа, — ответил Аттик. — В этом регионе просачивание сильнее. Не стоит удивляться подобным уродствам.
— При всем уважении, не их существование меня беспокоит, — вставил Гальба, — а то, насколько они упорядочены. Кто-то же придал материи варпа такую форму.
— Если этот «кто-то» способен воздействовать на материальный мир, значит, его можно уничтожить материальными средствами, — констатировал Аттик.
Гвардия Ворона продолжила спуск и только теперь вернулась на выступ, ранив темноту пламенем своих прыжковых ранцев.
— Итак? — спросил капитан. Он принимал воинов других легионов, как всегда, неохотно и относился к ним с минимально необходимой вежливостью. Но он теперь работал с ними. Гальбе стало легче от того, что ему больше не приходилось играть роль дипломата.