«И что ты скажешь капитану? — спросил он самого себя. — Как убедишь его, что это и есть враг? Скажешь ему, что это какой-то Титан? Сам-то ты в это веришь?»
Гальба не знал. Он толком не разобрался в своих мыслях, но, когда Железные Руки вошли в первую ячейку над уровнем фундамента, его охватило кошмарное напряжение. Здесь определенно притаилась угроза. И Аттик должен отнестись к этому предельно серьезно.
Когда Птерон говорил с ним, Антон ничего не чувствовал. Но зато почувствовал сейчас. «Оно приближается», — говорил ему внутренний голос. Слова звучали настолько отчетливо, словно их произносили вслух. Но это был чужой голос. «Предупреди их», — повторял он скрежетом ржавых шарниров, треском крошащихся черепов и горечью камней. «Предупреди их», — взывал он, и существо из мыслей и железного убийства растянуло губы в предвкушающей ухмылке. Отрицание Гальбы испарилось. Звук его собственного дыхания внутри шлема стал оглушающим. Гноящиеся клыки впивались в его сознание. «Предупреди их», — твердил шепот. «Оно уже близко». И Гальба снова увидел его, парящего за багровым сиянием. Вкус теней вновь наполнил его рот. «Посмотри направо».
Он посмотрел. Его взгляд уперся в заблокированные окна. Смотреть было не на что.
«Предупреди их».
— Капитан! — крикнул сержант. — Внешняя стена! На нас напали!
Легионеры, как один, развернулись и вскинули болтеры. Перед ними было пять рядов арок, в каждом — по десять проходов. Оружейные стволы согласованно двигались в попытке охватить максимальную территорию. Но из красного света ничего не показалось.
— Брат-сержант? — вызвал Аттик по боевому каналу. — Что ты засек?
Гальба засомневался. Ощущение опасности все нарастало. Что-то мчалось прямо на них со скоростью магнитного поезда.
— Я… — только и смог выдавить Антон. Ничего точнее он сказать не мог, как и не мог указать источник нападения.
Внезапно раздался звук — скрежет камня и шуршание земли, словно на стену обрушилась мощная волна булыжников. Зал содрогнулся от раскатистых отзвуков. А затем изо всех арок разом вырвались фонтаны щебня и обломков. За ними явились и нападавшие. Внешне существа напоминали личинок — бледных, длиной в рост человека и толщиной с космического десантника в полном силовом доспехе. Хотя у них не было глаз, они имели подобие голов, над и под которыми росли пары длинных когтей, напоминавших короткие ножки, выгнутые друг к другу и выступающие прямо над округлой пастью с зубами, похожими на зубья пилы. Казалось, мухи не машут крыльями так быстро, как эти твари щелкали челюстями. Они терлись боками друг о друга, создавая звук, подобный тысяче сабель, одновременно вынимаемых из ножен.
Личинки хлынули в зал копошащимся потопом цвета кости. Сквозь шуршание тел пробивалось влажное булькающее шипение чудовищ, когда они наползали друг на друга. Они рвались к легионерам, а те открыли огонь. Целую секунду Железные Руки и Гвардейцы Ворона выпускали реактивные снаряды в несущуюся волну всепожирающей жизни. Личинки взрывались фонтанами крови, но зал продолжал наполняться ими. Поток корчащихся ужасов казался нескончаемым.
— Вверх! — скомандовал Аттик. Воины побежали по скату, пуская очереди себе за спины и пытаясь задержать кошмарный прилив хотя бы на несколько мгновений. Прикрывая тылы, Гвардейцы Ворона бросали осколочные гранаты. Разорванная белая плоть гейзерами взлетала в воздух. Приглушенные взрывы выгрызали в потоке плоти большие бреши, но уже в следующее мгновение новые твари заполняли их. Растущая волна поглотила одного из боевых братьев Птерона.
Когда десантники подобрались к вершине ската, то услышали такой же склизкий ползучий рев наверху. Личинки изливались и туда. Легионеры ворвались прямо в удушающую массу. Стрелковое оружие стало бесполезным. Гальба едва успел сменить болтер на цепной меч, прежде чем его накрыла волна. Сержант сражался вслепую. Океан плоти изгнал весь свет. Существа обволакивали воина, словно зыбучий песок, кольцами обвиваясь вокруг его ног и туловища. На дисплее шлема зажглись предупредительные руны, когда внешнее давление на доспех достигло критической отметки. Зубы скрежетали по керамиту. Клинок резал личинок.
Гальба едва мог шевелить руками, но все, к чему прикасался его меч, разрывалось на куски. Этого хватило, чтобы сделать шаг вперед, затем другой. Он был зажат в кулаке, и пальцы то сжимались, то слабели, но лишь для того, чтобы сжаться снова. Кровь заливала все вокруг. Его цепной меч кашлял, давясь омерзительным мясом. Подошвы сапог скользили по расплывшимся телам личинок. Некоторые лопались под его весом. Стоит только упасть — и от смерти уже не спастись.
Не осталось ничего, кроме наседающих тварей, кулаков и зубов. Гальба кромсал, резал, разрывал на куски и постепенно, шаг за шагом, продвигался вверх. Но он понятия не имел, как далеко зашел. Он сражался в одиночку. Даже с ближайшими боевыми братьями связаться не получалось. Единственным признаком, что они еще живы, были руны на его глазном дисплее и постоянные крики в воксе.
И, разумеется, присутствие Аттика. Голос капитана не смолкал ни на секунду. Он командовал, он взывал, он осыпал врага изобретательными проклятьями, но его тон никогда не менялся, преисполненный спокойной неумолимости безжалостного убийства. Будучи во главе отряда, капитан первым добрался до вершины ската, где ему пришлось наощупь искать следующий подъем и указывать направление следовавшим за ним воинам. Гальба зарычал от разочарования, когда вдребезги разбилась слабая надежда на то, что верхние залы будут чисты от личинок. Он зарычал снова, уже гневно, когда услышал серию резких трескучих звуков, после которых идентификационная руна брата Энния вспыхнула красным, а затем погасла. Еще три руны потемнели прежде, чем десантники добрались до следующего этажа.
— Вперед, братья! — приказывал Аттик. — Не бывать здесь нашему поражению! Мы не можем проиграть, ибо сражаемся против плоти, а плоть слаба. Узрите плоть во всей ее первобытной мерзости. Вот то, над чем мы навеки возвысились. Подобной гнусности никогда не одолеть машину. Пусть монстры идут. Пусть они заполнят эту шахту хоть доверху. Им нас не остановить, потому что они — пережитки прошлого, а мы ступили на путь чистой силы механики.
В его речи не было пауз. Не чувствовалось напряженного усилия. Он говорил ровно, и каждый звук его разил, словно удар. Каждое слово несло смерть очередной твари. Каждое предложение на шаг приближало победу.
Пока Гальба слушал, даже поскальзываясь на извивающихся телах и едва не падая, он чувствовал убежденность в неотвратимости победы. Ибо как плоть может одолеть волю Аттика, выкованную и закаленную сильнее стали? Невозможность такого исхода придавала сержанту силу оставаться на ногах, чтобы сжимать кулак, делать новые шаги.
Каждый метр для легионеров был битвой. И каждый метр был таким же, как предыдущий. Кулак никогда их не отпустит.
Но внезапно отпустил.
Десантники достигли уже раскопанного уровня, до которого не добралась приливная волна беспозвоночных тварей. Гальба выпотрошил очередную личинку, что обернулась вокруг его туловища, резким движением клинка рассек челюсти другой и наконец вырвался на свободу. Он снова мог видеть. Он обрел свободу движений. Сержант задержался, чтобы помочь братьям из арьергарда, а затем бросился дальше вверх с остатками отряда.
«Мы победители, — говорил он себе. — Мы не просто выжившие. Мы победители».
За ними гнались личинки — бурлящая пена разлившегося озера. Но космодесантники были быстрее и постепенно увеличивали расстояние между собой и голодной плотью. На бегу Гальба услышал, как Аттик вызывает по воксу Дарраса и требует спустить вниз больше подъемных тросов. Между тем воины добрались до самого верхнего зала и перебрались на выступ. Прочность кабелей позволяла выдержать только двух легионеров одновременно, поэтому остальным пришлось ждать своей очереди.