— Мы уйдем последними, — сказал Птерон.
Аттик помедлил с ответом, явно уязвленный перспективой оказаться в долгу перед воинами другого легиона. Но у Гвардейцев Ворона были их прыжковые ранцы. Они могли отступить в последнюю секунду. Учитывая обстоятельства, Аттик коротко кивнул и приказал Железным Рукам карабкаться наверх. Гальба стоял подле своего командира у порога зала, также решив ждать до последнего. Он всматривался в багровый мрак. Пока что ничего не было видно, но сержант отчетливо слышал несущуюся волну личинок. Звук омерзительного разгула жизни заставил его пожалеть о собственной плоти. Он завидовал практически абсолютной чистоте капитана. Он с новой силой возлюбил машину, ее упорядоченность и логику. Плоть была беспорядочной слабостью, угрозой, а черви явились ее гротескно преувеличенным олицетворением.
Гальба задался вопросом, не пожертвовал ли Аттик слишком многим на своем пути к абсолютной машинности. Гадал, не изжил ли он в себе слишком много человеческого. Но в этот момент все его сомнения улетучились. Стать машиной означало принять порядок, стать им. Выступить против извращенной порочности. Личинки воплощали ту жизнь, какой она оказывалась чаще всего. Аттик — жизнь, какой она могла быть: непреклонной, непримиримой, точной, свободной от неоднозначности. Аттик был воплощенным осколком мечты Императора. И над этой мечтой нависла угроза. Гальба не знал, можно ли еще спасти весь великий замысел, но стоило попытаться сохранить хотя бы его части, такие как непоколебимая воля капитана. Его собственный долг кристально ясно обрисовался перед сержантом. Он должен пройти по такому же пути. Он тоже должен стать порядком. Он должен стать мечтой.
Иного пути одолеть кошмары ночи может и не быть.
Камн и последние из Железных Рук уже карабкались вверх. Еще несколько минут — и придет время им с капитаном покинуть эту проклятую землю. Суетливое голодное шипение личинок стремительно приближалось. Каменный зал охватила дрожь.
— Ты знал, — бросил Аттик.
— Капитан?
— Ты предупредил нас об атаке. Еще до того, как появился хоть малейший ее признак. Ты знал.
— Я не… Это…
— Откуда ты знал?
Шепот. Ухмылка. Приказывающий голос. Раскрой все это, и что тогда?
— Я не уверен, — сказал Гальба. И не солгал.
— Так будь уверен.
Личинки явились. Бурлящим потоком они хлынули в зал со ската, мгновенно покрыв пол копошащейся массой. Стоя прямо перед ними, четверо уцелевших воинов Гвардии Ворона бросили в тварей осколочные гранаты. Линия взрывов создала огненную стену, которую тут же прочертили очереди болтеров Птерона и его братьев, задержав неукротимый потоп на несколько драгоценных секунд.
Но всего на несколько. Личинки рванулись к добыче, громоздясь друг на друга. Волна вновь набирала силу.
— Капитан Аттик, — обратился Птерон. — Время.
Без слов Аттик повернул голову к Гальбе. Сержант отошел на шаг и поднял глаза, осматривая поверхность сооружения. Камн и остальные уже почти добрались до вершины. Вдвоем с капитаном они добавят нежелательной нагрузки на тросы, но Птерон был прав. Они и так задержались, насколько это было возможно. Сержант ударил перчатками по нагруднику в знамении аквилы и принялся карабкаться. Он посмотрел вниз и увидел, что Аттик пересек выступ и остановился у другого троса.
— Благодарю тебя, Гвардеец Ворона, — сказал капитан. — Твоя работа здесь окончена.
Но он все еще не взялся за кабель. Гальба остановился и стал наблюдать.
Закованные в черные доспехи воины XIX легиона взмыли из постройки на пламенных выхлопах своих прыжковых ранцев. Только тогда Аттик взялся за кабель и стал подниматься. Его ноги оттолкнулись от земли как раз в тот момент, когда потоп хлынул через арку. Он не смотрел вниз, отказываясь одарить врага чем-либо, кроме самого высокомерного презрения. Он карабкался, перебирая руками, и вскоре сравнялся с Гальбой. Дальше двое легионеров двигались вместе.
Гальба посмотрел вниз. Напор личинок был таков, что они хлынули из проходов омерзительным водопадом прямо в вырытую яму. Но затем твари поумерили пыл, хлещущий вниз поток иссяк, и черви начали взбираться вверх по стенам.
— Они с нами еще не закончили, — заметил сержант.
Аттик зарычал.
— Хорошо. Потому что я еще не закончил с ними. Сержант Даррас, готовь огнеметы.
— Нам хватит прометия?
— Если потребуется, я их голыми руками рвать буду.
Гальба и Аттик не преодолели еще и полпути, как натяжение тросов ослабло — Железные Руки добрались до вершины. Больше не опасаясь оборвать кабели случайным рывком или покачиванием, двое космодесантников поползли быстрее, отрываясь от личинок, пока те покрывали копошащимся ковром стены ямы и сооружения в ней. Когда воины выбрались наверх, Даррас и еще двое братьев уже ждали с оружием наготове.
Теперь вниз посмотрел уже Аттик. Он склонился над краем провала, оценивая поползновения кошмарных тварей.
— Стойте на краю, — приказал капитан. — Держитесь друг друга и оставайтесь на виду. Притворитесь добычей. Дайте им цель. Так они не станут расползаться.
Железные Руки подошли к нему. Гальба понял, что Аттик прав. Не имея глаз, личинки каким-то образом чувствовали присутствие легионеров и теснились друг к другу, превратившись в дрожащий бледный клин.
На Пифос опускались сумерки. Вечный облачный покров не пропускал закаты. Лишь день медленно умирал, и тени сгущались, погружая все во мрак. И на последнем издыхании света, когда уже зажглись факелы на стенах и в поселении, но ночь еще не разыгралась в свою полную кошмарную силу, личинки доползли до вершины шахты.
— Поприветствуйте их, — скомандовал Аттик.
Свет огнеметов слепил глаза, а вонь горящих тварей разъедала ноздри. Гальба не обращал внимания. Он ощущал запах возмездия. Запах очищения. Он был свидетельством того, что прокаженная плоть была исторгнута из вселенной, которой требовался порядок. Даррас и его воины низко держали раструбы огнеметов, заливая наступающий клин потоками пылающего прометия. Личинки прекрасно горели, а некоторые даже раздувались и лопались, когда внутри их тел воспламенялись ядовитые газы. Извиваясь и шипя, они падали и на лету поджигали своих же сородичей. Железные Руки выпускали огненную смерть короткими струями, водя стволами из стороны в сторону и равномерно выжигая весь обрыв. Пламя быстро распространилось далеко за пределы дальности огнеметов. А личинки, движимые бездумным голодом, все рвались к добыче, прямо навстречу своей незавидной участи.
— Штурмовой катер может запустить в дыру ракету «Адская ярость», — предложил Камн.
— Мы скоро здесь закончим, — сказал капитан.
Словно внемля его воле, огонь раскинулся еще шире, поглощая чудовищ. Когда настала ночь, все внутренности ямы были объяты пламенем.
— Очищено, — констатировал Аттик, эхом повторив мысли Гальбы. Он повернулся спиной к умирающему врагу и, отойдя от края дыры, пробормотал: — Значит, у нас были зрители.
Гальба развернулся. Собралась огромная толпа колонистов. В их глазах метались отблески языков пламени, вылизывающих провал.
— Вы осознаете то, что увидели? — спросил у них Аттик. Его грубый электронный голос рассек ночную тишину. — Вы — подданные Империума и подчиняетесь воле Императора. Такова же судьба всех — животных, ксеносов, людей, — кто отвергает эту волю. Трудитесь на совесть, сражайтесь достойно. Заслужите нашу защиту. Или же вы заслужите наше милосердие.
Последнее слово обернулось презрительным шипением. Гальба даже не моргнул. Глядя на толпу смертных, он видел сборище плоти. В своей слабости насколько они отличались от уничтоженных насекомых? Был ли прав Кхи’дем, утверждая, что от них будет какая-то польза? Пока они не могли защищать свое поселение самостоятельно, то были всего лишь тратой драгоценных ресурсов. И вот они здесь, со стороны глядят на войну. Рвение ли он видел на их лицах? Да, именно так.
— Вы меня слышали? — потребовал ответа Аттик. Его голос хлестал электронным кнутом, его тело застыло неподвижным силуэтом грозного бога войны, подсвеченным огнями из ада, который он принес в реальность.