Манящее, яркое видение не покидало его, даже когда он погрузился на транспорт обратно на базу. Только когда Иерун ступил на посадочную площадку и услышал шум по другую сторону стен, сияние померкло. Осталось лишь влечение, и Каншель вцепился в него, в обещание силы… Зато вернулся страх, натачивая новые когти и клыки, изобретая новые способы убийства надежды.
Молодая ночь отдавала совсем другими напевами. Свою песню завели кровожадные рептилии. В ушах Каншеля звенели другие призывы и ответы — рев альфа-хищников и отклики их стай. Вокруг базы неожиданно собралось множество ящеров, хотя еще утром ничто не предвещало подобной какофонии. Теперь он слышал бесчисленные голоса рептилий, ревущих вызов стенам крепости. Звери дразнили свою добычу.
Каншель ушел с посадочной площадки. Он не торопился вернуться в барак и застыл на открытом пространстве между строениями. Его ноги еще дрожали, а завывания в темноте причиняли страшную боль, словно челюсти тварей смыкались на его голове.
Там его и нашла Танаура. Выглядела она такой же изможденной, как и он. Но ее твердый подбородок по-прежнему казался выкованным из железа.
— Сколько это уже продолжается? — спросил Каншель.
Болтерный огонь со стены. Рев, перерастающий в визги, а затем обрывающийся. Эхо осады поселения. Чудовища, испытывающие оборону на прочность.
— Утром началось, — изложила Танаура. — Весь день они наглеют.
— Почему? — бросил он вопрос в никуда. Сборище ящеров здесь беспокоило его намного сильнее, чем нападения на деревянный частокол. Уязвимость поселения была очевидна, тогда как базу на возвышенности надежно защищали прочные стены и воины, наделенные силой богов. Так зачем животным такая добыча? Откуда это тупое упрямство?
— Они что, всерьез надеются прорваться внутрь?
— Они животные, — пробормотала Танаура. — Им неведомы надежды.
— Правда? Тогда что держит их здесь?
«О, этим животным знакома надежда, — подумал Иерун. — Они надеются полакомиться нашей кровью».
Треск сломанных веток. Слаженный грохот тяжелых болтеров. Рев ярости и боли. Некоторые чудовища устали ждать и принялись бросаться друг на друга.
— Я не знаю, — пренебрежительно пожала плечами Танаура. — Быть может, надежда в них и есть, но вот мозгов точно нет. Они не попадут внутрь. Легионеры крошат их еще на подходах к стене.
— А что будет, когда закончатся боеприпасы?
— До такого не дойдет.
— Слишком уж ты в этом уверена.
— Легион не задержится здесь так надолго, — она говорила с такой уверенностью, будто сама приняла это решение. Каншель едва не одернул Агнессу за самонадеянность, но увидел, как горят ее глаза. Решительность, надежда, страсть, пророчество… Все они воспылали в ее взгляде. Как и отчаяние.
— Не здесь должна вестись война, — сказала она Каншелю.
— Но именно здесь мы сражаемся, — ответил он.
Рев за стеной становился все громче. Звук был подобен поднимающейся волне, готовой утопить их всех. И отлива не будет. А на самой базе своего часа ждали образы глубокой ночи, жаждущие испытать веру Каншеля.
Глава 14
ПЕТЛЯ СТЯГИВАЕТСЯ. ТЕНИ ПРОТИВ ТЕНЕЙ. ЗАДАЧА СЛЕПОЙ
Планета восстает против нас, — заметил Гальба.
— Это иррациональное утверждение, — огрызнулся Аттик.
— Я не подразумевал наличия у нее сознания.
— Разве? И у тебя нет никакого тайного источника знаний?
Гальба вздохнул. В отличие от капитана, он на такое еще был способен.
— Нет. Я руководствуюсь лишь собственными наблюдениями.
Он жестом указал на джунгли за стеной, охватив восточный склон возвышенности. Огни базы подсвечивали узкую полосу листвы и стволов, превращая зеленые оттенки в серебристые. За ними расстилалась непроглядная тьма, содрогающаяся от безграничной ярости обитающей там чудовищной жизни.
— Ты не должен рассматривать этих животных как реальную угрозу, — объявил Аттик. Утверждение прозвучало с законченностью прямого приказа.
Гальба обернулся к Даррасу за помощью. Второй сержант не проронил ни слова, а взгляд его не отрывался от джунглей. После битвы в руинах он практически не разговаривал с Антоном. Подозрения Аттика окутали Гальбу аурой прокаженности. По роте пошли слухи — дескать, один из них может использовать запретное искусство, силы, как противоречащие приказам Императора, так и оскверняющие дух машины. Интуиция вызывала подозрения в колдовстве. А колдовство было за гранью дозволенного.
— Я рассматриваю только перемены в их модели поведения, брат-капитан. Для столь неразумного врага подобные перемены могут быть признаком проведения хорошо спланированной и скоординированной операции.
— Мне это хорошо известно, сержант. Я в курсе всего, что мешает нашей операции. Но это, — он указал на джунгли, — не первостепенная угроза.
— Нет, — согласился Гальба.
Повисла тишина. За спинами воинов из бараков слуг доносились звуки ночных кошмаров. Никто из Железных Рук на них не реагировал. Душераздирающие вопли никого не трогали, поскольку все их ожидали, но ничего не могли с ними поделать — только позаботиться о мертвых на рассвете. Но, даже зная все это, Гальба не мог выбросить крики из головы. Отчасти он разделял то, что испытывают смертные. Он сочувствовал им, хоть и понимал, что страдания их происходят от слабости плоти. Аттик же, как полагал сержант, слышал в них только напоминания о бесполезности.
Гальба решился на еще одну попытку.
— И все же я считаю, что ящеры представляют угрозу, которую мы не должны игнорировать.
— И чего ты хочешь? Сжечь все джунгли дотла?
— Нет. — Это было бы равносильно попытке осушить океан. Зелень, скрывавшая в своем чреве чудовищ, не знала границ. Но слово «сжечь» прочно засело у него в голове. Въелось ему в мозг. Оно что-то предполагало. Оно было зерном идеи, очертаний которой Гальба не мог разобрать, но понимал, что если проявит терпение, то со временем она себя проявит.
«Сжечь, — твердила мысль, повторяющийся напев, нарождающееся наваждение. — Сжечь».
Аттик вернулся в командный центр. Даррас остался в карауле, дожидаясь, пока Гальба отправится на патрулирование территории. Но тот оставался на своем месте. В конце концов, Антон произнес:
— Я не псайкер.
Даррас повернулся к нему лицом.
— Не думаю, что ты обманываешь меня, брат, и в этом проблема. Ты обманываешь себя самого, — Гальба открыл было рот, чтобы ответить, но Даррас вскинул руку, отсекая любые возражения. — Ты не внемлешь доводам разума, вместо этого прислушиваясь к тому, во что тебе хочется верить. Такова слабость плоти.
— Ты не доверяешь мне.
— Нет, не доверяю. Ты отрицаешь логику. Ты сходишь с пути, что указал нам Феррус Манус, и отвергаешь Имперскую Истину так же верно, как если бы умышленно творил колдовство. Так что нет, я не могу доверять тебе. Тебе самому не следовало бы доверять себе и своим решениям.
Он снова отвернулся к джунглям. Оттолкнуть своего брата было болезненно, но необходимо. Поле боя ошибок не прощает.
— Но что, если я прав? — спросил Гальба. — Что тогда?
— Значит, вселенная полна чудовищной иррациональности и разуму в ней нет места. Безумие — твой удел, брат. Будь добр, избавь меня от него.
Нападения стали более согласованными. Помехи только усиливались. Эрефрен отбивалась как могла. Теперь она держалась настороже и была готова к любым сюрпризам. Она все еще чувствовала гнев после стычки со слугой, Танаурой, но он не был направлен на саму женщину — скорее, на пораженчество, звучавшее в ее словах. Довольно унижений с X легиона. Астропат помогла ему вернуть пусть малую, но все же толику гордости. Уничтожение «Калидоры» и ее эскорта стало настоящей победой. И она не позволит врагу, с которым Железные Руки здесь столкнулись, лишить их возможности и дальше вершить возмездие.