— Мы прочесали строение, — сообщил Аттик. — Там пусто. Есть участок, в который мы пока не смогли пробраться, но туда или оттуда нет ни единого хода.
— Все равно.
— Вы продолжаете настаивать на спуске?
— Так точно. — Женщина чувствовала на себе оценивающий взгляд лидера Железных Рук. — Капитан, я достаточно сильна для этой задачи. Гордость не позволит мне быть обузой вам или вашим людям.
— У меня хватает обуз, — зарычал Аттик, — но вы к ним не относитесь. Вы уже находили нам цель прежде. Сделайте это снова, и я буду навеки перед вами в долгу.
— Служба легиону — моя единственная награда.
— Как и для всех нас, — голос принадлежал сержанту Гальбе. И хотя он обращался к астропату, замечание явно было адресовано Аттику. Эрефрен не нравился наметившийся раскол среди старших офицеров, но она подавила свое беспокойство. Сейчас эти распри ее не касаются. Для достижения цели ей требуется полная самоотдача и предельная концентрация. Враг мог воспользоваться даже мимолетной рассеянностью или случайной тревогой, а рисковать и подставляться под удар астропат не собиралась.
— Нам сюда, — сказал Аттик.
Женщина последовала за звуками его шагов. Глухой топот сапог по земле сменился напряженным потрескиванием дерева.
— Будьте здесь осторожны.
— Благодарю, — Эрефрен осторожно ступила на узкую платформу. Имей она полный доступ к своему псайкерскому полувидению, ей бы не потребовалось предупреждение Аттика. Она бы сама почувствовала точные размеры и положение платформы и знала бы, сколько шагов вперед может сделать, чтобы не перевалиться через край. Но мир больше не полнился непроизвольными знаниями. Теперь она постигала все тактильно. Стук трости очерчивал для нее образы реальности. Она могла ориентироваться, но все вокруг было сокрыто от нее завесой тени. Огромные пустоты невежества вынуждали ее шагать неуверенно и нерешительно. Астропат привыкла сама властвовать над пространствами в материальном и нематериальном планах бытия, по которым она странствовала. Терпеть обычную человеческую слепоту было для нее унижением, которого она никогда не простит.
Колонисты соорудили грубые леса у поверхности строения. Аттик приказал вести основные раскопки в яме у фундамента главной ложи, где впервые обвалилась земля. В трех других расщелинах тоже продолжались работы, но, поскольку результаты везде были примерно одинаковы, все усилия было решено бросить именно сюда. В разных местах добровольцы спускались и карабкались по скатам постройки на тросах, но Аттик привел Эрефрен к лестнице. Неровные, на скорую руку вытесанные ступени зигзагами уходили вниз, петляя между такими же грубыми платформами, но для своей цели они вполне годились. Эрефрен могла спускаться вниз самостоятельно, лишь немного помогая себе тростью, — хоть мизерный, но повод слегка потешить свою гордость.
Чем ниже она спускалась, тем больше пустых пятен возникало в окружающей обстановке. Искажения усиливались. Женщине пришлось направить почти все свои психические силы на защиту от губительного натиска. Последние крохи энергии она приберегла, чтобы иметь возможность двигаться и взаимодействовать с материальным миром. Но вперед ее толкали две вещи: неугасающая ярость и всепоглощающее стремление нести кару врагам.
Эрефрен знала, что Железные Руки переговариваются друг с другом, но их голоса звучали безликими вспышками мысленных помех. В них слышался гнев, но еще нотки сомнений и подозрений. Астропат поймала себя на мысли, что это тоже часть планов врага. У Железных Рук отняли их машинную невозмутимость. Исстван V нанес им страшный удар как в военном, так и в психологическом плане, и эта травма ухудшалась, углублялась, превращаясь в нечто столь глубокое и запутанное, что могло пережить сами звезды. Ярость билась в сердцах воинов роты — острая, как кинжал, и необъятная, как галактика. Ярость стала их ответом на предательство — предательство столь великое, что обнажило изъяны решительно во всем. Эрефрен это прекрасно понимала, потому что разделяла с ними эту ярость настолько, насколько могла одна маленькая смертная. И если ее гнев пламенел внутри нее так сильно, то какой же накаленной и всеразрушающей должна быть злоба, снедавшая полубогов?
Она вдруг поняла, что наслаждается этими мыслями — до тех пор, пока ярость не была направлена внутрь.
Тревога нарастала — пузырь, формирующийся в котелке ее психики. Бессмысленный. Опасный. Астропат подавила опасения превосходящей силой гнева и двинулась дальше. Вниз. Шаг за шагом.
Впереди звуки тяжелых шагов Аттика изменились. Теперь раздавалось резкое эхо камня.
— Мы у входа в руины, — сообщил капитан и повернул направо.
Эрефрен поблагодарила его. Она следовала за его голосом, чувствуя, как платформа сменяется гладкой поверхностью самой постройки. Затем она перешла через порог. Суровая реальность решительно разорвала всеобъемлющую пустоту. Астропат ощутила контуры арки настолько четко, будто все помехи и искажения внезапно исчезли. Но когда она прошла дальше, и без того неистовый натиск на ее восприятие усилился во стократ.
Время исчезло. Мир исчез. Остались лишь помехи. Она шагнула навстречу буре, и та обрушилась на нее со всех сторон, сметая все возведенные ею барьеры. Она тонула в уродливой бесформенной энергии.
Но вдруг вмешалось нечто неслучайное. Нечто, имевшее форму и цель. Оно существовало во времени и тем самым вернуло ей осознание последовательности и преемственности мгновений. Вторгшаяся сущность прояснилась. Это был голос. Аттик. Он произносил ее имя. Она ухватилась за этот осколок реальности, из последних сил противясь потоку безумия, и устремилась к берегу. По частицам она вновь обретала понимание природы звуков, прикосновений, мыслей. С удивлением она обнаружила, что все еще стоит на ногах.
— Вы можете идти дальше? — спросил Аттик.
— Да, — уже одно слово было победой. Его правдивость — подлинным триумфом. — Капитан, вы говорили, что это строение неактивно. Это не так.
— Мы знаем, что здесь действует потусторонняя энергия варпа, но на этом все, — пояснил Аттик. — Ауспик?
— Никаких изменений, — отозвался Камн, технодесантник. — Никаких различимых волн или сигналов.
— И все же атаки направленные, — задумался Аттик, — и становятся все сильнее.
— Это машина, — сказал Гальба.
Аттик зарычал и двинулся дальше.
Вниз, вниз. Глубже. Эрефрен по спирали спускалась в испепеляющую бурю. Каждый новый шаг становился для нее новой войной. Астропат одерживала одну тяжкую победу за другой, и чем сильнее становилась ее боль, тем яснее она чувствовала, что приближается к врагу. Время снова распалось. Женщина держалась только благодаря своему пламенному гневу и чувству предвкушения. В следующий раз она восприняла мир вне своей борьбы, лишь когда остановилась.
Голос Аттика пробился сквозь неестественную мглу, словно послание с далекой звезды.
— Дальше пути нет.
«Выполни свою задачу», — думала Эрефрен. Попытавшись заговорить, она едва не упала, но долг удержал ее на ногах.
— Мы очень близко, — сообщила она и вытянула вперед левую руку. Ее ладонь коснулась каменного барьера. — Что это?
— Барьер в конце этого туннеля, — объяснил Аттик. — При раскопках удалось расчистить здешние завалы, но за ним обнаружилось вот это. Оно слишком однородно, чтобы иметь естественное происхождение. Следовательно, это часть конструкции ксеносов. Предназначение преграды пока неясно, и мы не можем найти обходной путь.
— Возможно, какой-нибудь из других туннелей… — заговорил было Даррас.
— Нет, — отрезала женщина. Она провела пальцами по каменному барьеру. Ощущение присутствия наполнило ее разум. — Поверхность искривленная, — возвестила она. — Это сфера. Очень большая сфера.
— Брат Камн? — обратился к технодесантнику Аттик.
— Показания приборов сбивчивы и бессмысленны, брат-капитан. Невозможно что-либо говорить с уверенностью. Но это весьма вероятно, да. Думаю, нам стоит довериться словам госпожи Эрефрен.