Вокс-рупоры на борту техники разнесли голос капитана над толпой, грубо разорвав густой ночной воздух. Он не поприветствовал своих слушателей, сразу перейдя к делу:
— Мы вступили в новый этап войны. Ситуация требует от нас радикальных действий, ввиду которых это плато более не является безопасным. Мы эвакуируем вас обратно на нашу базу и в ее окрестности до тех пор, пока не найдем вам более подходящее место. На этом все.
Аттик уже хотел было слезть с танка, как вдруг вперед вышел главный жрец. Мужчина остановился прямо под стволом «Поборника», указывая на свою паству.
— Это место нам идеально подходит, — заявил он.
— Больше нет.
— Не поймите превратно, капитан, но мы не согласны. Мы останемся здесь.
Аттик не шевельнулся. Гальбе представилось, как он отрывает человеку голову за подобную наглость. Но воин ничего не сделал.
— Не вам это решать, — сказал он. — Вам остается лишь подчиниться. Мы приступим к эвакуации немедленно.
— Нет.
Тишина, казалось, заглушала даже шум двигателей.
— И как, интересно мне, вы собираетесь противиться нам? — поинтересовался Аттик.
— Очень просто. Мы никуда не уйдем.
Аттик наклонился с танка, схватил жреца за передок воинской туники и вздернул высоко в воздух. Он держал мужчину на вытянутой руке. Тот не сопротивлялся и даже не дергал свободно болтающимися ногами. Гальбу поразило его самообладание — даже при том, что в нем вновь взыграло отвращение к буйной плоти.
— Ты смеешь перечить мне? — рявкнул Аттик.
— Смею.
— Пусть так. Это ничего не меняет. Вы уходите.
— Нет, не уходим, — жрец говорил натянутым от напряжения голосом, но гордость его оставалась непоколебимой. — Вам придется сначала убить нас.
— Вы все погибнете, если останетесь.
— Я так не думаю.
— Вы не знаете, что вскоре произойдет. Вы идиоты.
— Я так не думаю.
Аттик зарычал:
— Нет, вы и вправду ни черта не соображаете. Что ж, будь по-вашему.
Он отпустил жреца. Мужчина грузно повалился на землю, но ловким змеиным движением поднялся на ноги. Он стоял, как прежде, затмеваемый «Машиной ярости» и темным колоссом.
— Вы хотите, чтобы мы ушли, — провозгласил Аттик. — Что ж, мы уйдем. Вы отказались от нашей помощи. И вы ее больше не получите. Хотите остаться? Оставайтесь.
Последнее его слово прозвучало нарочито тяжко и неспешно, словно жуткий отзвук похоронного колокола.
— Впрочем, если вы поменяете свое мнение, мы возражать не станем. Захотите сбежать в джунгли на милость тамошних ящеров — ни в чем себе не отказывайте. Мы не будем вас останавливать. Мы не станем вмешиваться. Мы не поможем. Можете звать нас — мы не придем. Но мы еще напомним о себе. На рассвете это плато перестанет существовать. Гнев Железных Рук выжжет его с лица планеты и из памяти живущих.
Последние слова приговора Аттика эхом разлетелись по всему поселению. Но толпа не зароптала. Жрец оставался на своем месте. Своей неподвижностью он словно бросал вызов капитану.
— Легионеры, — обратился к своим воинам Аттик, — мы здесь закончили.
Начался исход. Наблюдая, как слуги забираются в транспорты, Гальба в толпе заметил Каншеля. Выглядел он намного хуже, чем всего несколько минут назад. Тогда он был напуган и потрясен. Теперь же Иерун казался отчаявшимся, слабым и сломленным. Его лицо стало серым. Он согнулся под тяжестью страха. И многие другие слуги, как сейчас заметил Гальба, выглядели точно так же. На их лицах читался именно страх, не ужас. Они боялись не ночных кошмаров на базе и не пугающей сущности, что придет за некоторыми из них. Их пугала судьба, уготованная их новым друзьям.
Гальба ощутил разгорающееся внутри него пламя сочувствия. И задавил его. Он сам стал изгоем в роте. Учитывая, что он не псайкер, как он мог быть уязвим? Антон догадывался — все дело в плоти. Слишком много ее он на себе оставил. Ее слабость открыла дверь врагу. Но теперь он вернул доверие Аттика и больше не предаст его. Он не позволит сантиментам помешать ему сделать необходимое. Слугам не хватало дисциплины, чтобы видеть мир таким, какой он есть. Теперь сержант понимал, что Железные Руки должны быть бдительны и готовы в любой момент задавить бредовые фантазии, что пустили ядовитые корни в умах многих слуг. Он сам не должен был терять бдительность. Не должен был давать слабину.
Быть человечным.
«Сжечь».
Сержант отвернулся от шокированных смертных и зашагал к «Несгибаемому», где его уже ждал Аттик. Гальба не предполагал, что капитан ответит на упрямство колонистов столь категорично. Он еще мог позволить себе роскошь сиюминутного удивления, но разделять потрясение смертных — это уже перебор. Так Антон говорил себе.
И, убеждая себя, что иного пути нет, он пытался сдержать собственный нарастающий страх.
Глава 16
ГНЕВ
Кхи’дем даже не пытался скрыть свой ужас.
Он ворвался в командный центр прямо перед рассветом. До самых последних минут перед ударом по приказу Аттика вход был закрыт для всех, кроме его офицеров. К тому моменту «Веритас феррум» уже вышел на позицию. Рулевой Эутропий по каналу вокс-связи ждал команды спустить с цепи гнев корабля. На протяжении всего подготовительного этапа Гальба держался в сторонке. Он не пытался переубедить Аттика. Знал, что стоило бы. Но был убежден, что не должен.
Он не мог думать. Внутри командного центра он не слышал криков и стонов слуг, терзаемых в объятьях теней. Впрочем, вряд ли он услышал бы их, даже стоя прямо посреди барака. Его голова раскалывалась от бесконечного напутствия «сжечь, сжечь, сжечь». Ритмичное биение неотложности отдавалось в его разуме подобно пульсу его сердец. Но сержанту кое-как удавалось сохранять внимание. Он даже сумел пробиться сквозь давящую пелену этой навязчивой идеи, когда капитан заговорил с ним. Сумел выслушать и ответить. Но всего через несколько мгновений он уже не мог вспомнить, что слышал и что говорил. В голове остался один лишь несмолкающий призыв. Будь на то его воля, сержант приказал бы стрелять немедленно.
Приближался час скорбного серого рассвета на Пифосе. Гальба встречал его с облегчением. Навязанное ему побуждение слабело, превращаясь в мрачное предвкушение. Скоро Железные Руки сделают свой ход. Скоро от руин ничего не останется, и машина будет уничтожена. Скоро буря в его голове утихнет.
«Скоро, скоро, скоро».
И все же, когда явился Кхи’дем с перекошенным от ярости лицом, Гальба обрадовался. Протест сына Вулкана был столь же необходим, как и сам удар. Губы Гальбы скривились от чувства противоречия, волной прокатившегося от висков до живота. В который уже раз он проклял свою плоть за то, что ввергла его в пучину сомнений. Он хотел, чтобы ее не стало.
«Скоро».
— Это убийство, — сходу заявил Кхи’дем.
— Нет, — спокойно ответил Аттик, безразличный к буйному негодованию сержанта Саламандр. — Мы предложили людям безопасность, но они нам отказали. Мы никого не держим в целевой области силком. Они вольны уйти. И у них на это еще осталось несколько минут.
Капитан говорил безо всякой злобы. И без жалости.
— Вы собираетесь сознательно истребить гражданское население без видимого присутствия врага. Это ошибка! Как после этого вы еще смеете утверждать, что лучше тех же Пожирателей Миров или Повелителей Ночи?
Гальба напрягся от такого оскорбления. Аттик же никак не отреагировал.
— Вздор, — вот и все, что он сказал. Похоже, он, наконец, разобрался в Кхи’деме. Вечность назад, над Исстваном V, все обстояло иначе. Тогда Кхи’дем убедил Аттика подобрать удирающие «Громовые ястребы», воззвав к чему-то в капитане, что выходило за рамки холодной военной рациональности. Теперь он пытался снова, но все его усилия разбивались о глухую стену. Того, на что он пытался давить, в Аттике больше не было.
Капитан Железных Рук склонился над гололитическим столом. Изображение «Веритас феррум» застыло непосредственно над координатами поселения, словно клинок, готовый вырезать вражеское сердце.