«Лгунья», — вторил колокольчик.
Он все звенел и звенел, и наконец Кестрель проснулась и выбралась из каюты. Ложка стучала о кружку. Над головой раскинулось ядовито-зеленое небо. Приближался зеленый шторм.
Волны захлестывали палубу. Кестрель привязала себя к штурвалу. Ей оставалось лишь держаться, смотреть, как ветер рвет паруса, и надеяться, что ее все еще несет на запад. Лодка качалась на волнах, то и дело заваливаясь на бок.
«Арин отпустил тебя, чтобы ты умерла в пути».
Но даже в таком состоянии ее разум не верил в это.
Кестрель снова повторила заученные слова, соткала из них полотно, точно рабыня. Она проверила это полотно на прочность, прощупала волокна и поняла, что не сможет этого сказать.
И не скажет.
Она поклялась богами, которым молился Арин, что никогда этого не скажет.
Когда ветер утих, Кестрель почти ничего не видела, но почувствовала, как нос лодки зарылся в песок. Потом раздались голоса: она услышала валорианскую речь.
Кестрель, спотыкаясь, выбралась на берег. Ее подхватили чужие руки, ей задавали вопросы, но она ничего не понимала, пока у нее не спросили:
— Кто вы?
— Я леди Кестрель, — прохрипела она. И заученные слова — непрошеные, злосчастные, неправильные — посыпались с ее губ прежде, чем она успела понять, что говорит: — Дочь генерала Траяна. Гэррани захватили полуостров…
39
Кто-то дал ей воды, и она тут же ожила. Кестрель думала о каплях дождя, что стучат по серебряным чашам. О лилиях на снегу. О серых глазах. Она что-то сделала. Теперь она вспомнила. Что-то жестокое. Непростительное.
Кестрель приподнялась на локтях. Она лежала на большой кровати, застеленной шкурой редкого зверя, которого почти полностью истребили. Человек, подносящий к ее губам чашку с водой, оказался врачом.
— Храбрая девочка, — сказал он, улыбнувшись.
Кестрель поняла, что у нее все получилось. Она добралась до столицы, ее узнали, ей поверили.
«Нет, — хотела возразить она. — Я не нарочно», — но губы ее не слушались.
— Ты столько вытерпела, — произнес врач. — Теперь отдыхай.
Она почувствовала странный горьковатый привкус, от которого рот оцепенел. Лекарство.
Спустя мгновение она погрузилась в сон.
Ей снилась Энай.
Кестрель понимала, что мертвых не вернуть, но ей так хотелось снова стать маленькой девочкой, прижаться к няне и не видеть в ее глазах немого укора.
Что, если к ней явится призрак Арина? Как он посмотрит на нее?
Он станет преследовать ее во сне, показывать ей картины своей гибели, кривить губы и смотреть на нее с ненавистью в глазах. Так смотрят на предателей.
— Ты пришла проклясть меня, — сказала Кестрель своей няне. — Не стоит труда. Я сама себе проклятие.
— Баловница, — ответила Энай. Она всегда ее так называла, когда Кестрель плохо себя вела.
«Это совсем не то же самое!» — хотела возразить Кестрель. Да, она прятала ноты в тренировочном зале, пока Ракс не видит, и доставала их полистать, когда он оставлял ее одну отрабатывать приемы. Но то, что она совершила на сей раз, это не злой розыгрыш…
Кестрель купила живого человека, полюбила его, а потом предала.
Энай вздохнула:
— Ну давай я расскажу тебе сказку, и ты поправишься.
— Я не больна.
— Больна.
— И сказок мне не надо. Я хочу проснуться.
— И что ты будешь делать?
Кестрель не знала.
Энай начала:
— Жила-была портниха, которая умела ткать материю из чувств. Она шила платья из восторга, чистые и сверкающие. Она кроила одежды из честолюбия и страсти, безмятежности и усердия. И стала такой искусной в этом ремесле, что привлекла внимание одного из богов. Он решил заказать у нее одеяние.
— А что это был за бог?
— Молчи и слушай.
Как часто бывает во сне, Кестрель вдруг очутилась в своей детской кроватке с резным изголовьем, на котором были узоры с хищными зверями. Энай сидела рядом, распрямив плечи. Кестрель всегда пыталась ей в этом подражать. Няня продолжала свой рассказ:
— Бог пришел к портнихе и сказал: «Сшей мне рубашку из утешения». Портниха же отвечала: «Богам такие вещи ни к чему». Тогда он посмотрел прямо на нее. Его взгляд был грозен, и на сей раз девушка побоялась ему перечить.
Она сделала, как он просил. Бог примерил рубашку. Она оказалась ему точно впору, а цвет оттенил его лицо, так что оно уже не казалось таким бледным. Портниха взглянула на него, и в голову закрались мысли, делиться которыми она не стала.
Бог щедро заплатил ей золотом, хотя никакой цены она не называла. Он был доволен.