От взгляда в его человеческом облике появлялось такое же ощущение, что он видит тебя насквозь, как и в облике дракона. Я заметила, как его левая бровь изгибается чуть сильнее правой, едва заметные веснушки на щеках и заостренный нос. Он был так похож на человека. Облик змея был настолько гладкий, симметричный, идеальный и пугающий, что казался нереальным. Я не могла представить себе его мать, которая ждет, пока он вылупится из яйца. Но мать этого человека, если такое существо вообще есть, обладала бы таким же живым взглядом, такими же веснушками… Его отец, вероятно, был бы таким же стройным, и такой же кадык бы ходил вверх вниз по горлу, когда он говорил.
— Ревека? — позвал он мягким, менее грозным голосом.
— Это была ошибка. Прими мои извинения.
— Ошибка?
— Привести тебя сюда, откуда виден твой дом, в который ты не можешь отправиться.
— Дом… — мой голос дрогнул. Я не считала Сильванию своим домом, но она им была — стала, по крайней мере. — Знаешь, я выросла в монастыре в Трансильвании.
— Я не знал, — Фрумос, нет, Драгос ответил мне. — Но ты можешь мне рассказать.
И я рассказала. Рассказала о матери, о монастыре и Па, об аббатиссе и сестре Анике, и о вранье.
— Но ты не была лгуньей?
— Я стала, со временем. Но я не думаю, что была ей изначально, несмотря на мнение аббатиссы.
— Вероятно, ты пришла к какой-то гармонии в отношениях с отцом, раз пожертвовала стольким ради его спасения.
От его слов я нахмурилась.
— Пришли ли мы с Па к согласию о моем вранье? Я так не думаю. Он заставил меня обещать, что я никогда ему не совру. Это не согласие. Но людей не спасают просто от хороших взаимоотношений. Людей спасают потому… ну, потому что это лучше, чем не спасти их. И придя в Тонос, я спасла не только Па.
— Да, — ответил Драгос. — Ты спасла намного больше.
Где-то вдалеке прозвучали колокола. Драгос дернулся.
— Уже поздно. Нам пора возвращаться.
Я огляделась вокруг на Верхний мир, на яркость красок. Я хотела сорваться с места и побежать к замку Сильвиан. Когда солнце взойдет Драгос, не сможет за мной последовать, ведь так? Но ночь опять настанет, и его власть окутает мир. Я смогу сбежать очень не на долго, и это не решит ничего.
Я кивнула, яростно зашагав в сторону прохода в дереве, и спустилась в Подземный мир.
Когда я выбралась на другой стороне, я обернулась в ожидании Драгоса. От того что я увидела, у меня зашевелились волосы на голове.
Когда он наклонился, чтобы войти в Подземный мир, шипы прорвались через щеки Фрумоса; его красный бархатный дублет разгладился и превратился в кожу. Его конечности удлинились, а сапоги превратились в копыта. Я не могла понять, что произошло, пока оно не закончилось, и сказала бы, что весь ужас этого — лишь мои фантазии, если бы смогла изгнать из своего сознания кровавый образ щек Фрумоса, поросших шипами.
Драгос снова стал змеем.
И я больше никогда не спутаю Фрумоса и Драгоса. Картина его перевоплощения навсегда отпечаталась в памяти.
Должно быть, он заметил, с каким ужасом я на него смотрю, но молча поднял меня на руки и отнес нас обратно в замок Тонос.
Глава 31
Следующие пару дней в Тоносе — хотя трудно назвать их днями, когда нет солнца — прошли как в тумане. Я переживала о том, когда Па в следующий раз принесет еду. Михас постоянно ходил проверять, не подает ли Па сигнал, потому что время не просто отличалось от Верхнего мира, еще и могло ускоряться и замедляться абсолютно непредсказуемо. Интересно, как принцессы не путались в этом, но мне не хватало духу спросить у Драгоса.
В гербарии я работала не покладая рук, пытаясь выяснить магические свойства трав Подземного мира, относительно их аналогов в Верхнем мире. Я исключила все растения, которые успокаивали или вызывали сон. Мне нужно было разбудить спящих. И я придерживалась идеи о том, что Подземный мир тоже нуждался в пробуждении. Догадаться было несложно, на самом деле. Если новая жизнь не появлялась в Тоносе, значит, это было нечто похожее на летаргический сон. В Тоносе было необходимо пробудить жизнь, привнести бодрость в исчезающие души, также, как и у спящих в Верхнем мире.
Рассуждая подобным образом, я сразу отмела нарциссы, с помощью которых Аид подчинил себе Персефону, фиалки, которые обладают успокаивающим эффектом, и маки, так как маки и сон — это практически синонимы.
Флакончик за флакончиком я запечатывала возможное лекарство для спящих, надеясь, что в следующую встречу с Па, Михас сможет их передать вместе с моими записями и доставить Адине. Это был мой первый план. А если мне удастся вылечить Тонос за это время, то я бы посвятила все время на то, чтобы лекарство для Тоноса помогло и спящим.