Выбрать главу

До того, как услышала о вознаграждении, я всегда считала, что мне придётся найти богатого мужа. Не думала, что с этим возникнет проблема — я не была невзрачной девушкой. А если бы и была, то ничего страшного: куча невзрачных женщин находят невзрачных мужей и рожают невзрачных детишек.

Но что потом? Что насчёт мужа? Кем он будет — мебельщиком, кузнецом, сапожником? Проблема замужества с ремесленником в том, что все денежные вопросы ложатся на плечи жены. А это никак не подходит для меня и моих трав. Но я и не могла представить, что выйду замуж за фермера, пусть и с некоторым имуществом. Или за военного — печальная судьба моей матери быстро выбила такие мысли из головы.

Нет. Монастырь — лучший для меня выбор. Место, где всё время, что будет запланировано для истовых молитв, я смогу думать о травах. Меня не заботили не тишина, ни песнопения, ни послушание — только мои травы!

Вернулся брат Космин, начал расспрашивать нас о свойствах коры вишнёвого дерева, и мы перестали переговариваться.

Позже я собрала привычные вечерние букеты и понесла их к дверям принцесс.

Я подошла к башне вместе с Флорином — самым юным подмастерьем сапожника. Всего в замке было семь сапожников — шестеро изготавливали каждый день по две новых пары туфель для принцесс, а седьмой шил обувь для всего остального дворца. Флорин был самым последним учеником своего мастера, как и я у брата Космина. И, как и я, именно он пришёл этим вечером к башне принцесс. Никто не приходил к башне, если мог этого избежать любыми способами. Никогда.

Я посмотрела на Флорина поверх душистой корзинки с цветами и травами, а он глянул на меня поверх коробки с туфельками.

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что если мы не будем каждый вечер менять для принцесс туфли и букеты, то, возможно, они перестанут делать то, что делают? — спросила я.

Флорин покачал головой. Он был лишь не намного старше меня и жил в замке с самого рождения.

— Они пытались, — сказал он. — Они всё испробовали. Целую неделю принц Василий приказал не доставлять им туфли. И тогда принцессы вместо туфель изодрали в кровь ноги. И ещё долгое время их мозоли кровоточили, а сами девушки хромали.

— А почему их не увезти всех вместе из замка?

— Потому что! Землетрясения! Штормы! Страшные бури! Каждый раз, когда они что-то пытаются предпринять, мы потом месяц расчищаем завалы и ремонтируем замок.

— Ну, а может тогда не давать им ночью засыпать? — предложила я.

Флорин снова покачал головой.

— Проклятие сильно. Оно хочет, чтобы принцессы находились в замке, в своей башне. Каждую ночь. Без исключений.

— Может, их стоит разделить…

— Нет! — закатил глаза Флорин. — Замок проклят уже шесть лет. Они уже опробовали всё, что ты придумала, причём дважды, и ещё сотню других способов.

— А как насчёт…

Флорин нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Слушай, тебе сколько лет? Тринадцать? Ты не разрушишь проклятие. Никто не сможет его разрушить, а с теми, кто попытается, ничего хорошего не приключится. Дам тебе совет, как ученик ученику: проклятия не затрагивают тех, кто держится от них подальше. Ясно? Не связывайся с ним и вырасти высококвалифицированным травником. Всё, давай. Стучи, — он дёрнул подбородком в сторону двери башни.

Я была недовольна, но в дверь постучала. Бети, служанка принцесс, открыла дверь и забрала у Флорина коробку с туфлями, после чего паренёк поспешно сбежал, явно не собираясь меня ждать.

Обычно мою корзинку с букетами забирала вторая служанка, но сегодня её не было. Я попыталась поставить цветы на коробку Флорина с обувью, но Бети сморщила носик.

— Неси их сама, у меня же не шесть рук!

И вошла с ней в восточную башню.

Принцессы стояли в комнате в разной степени раздевания, готовясь к развлечениям сегодняшнего вечера в замке отца. В любом другом будуаре, где переодевались бы двенадцать принцесс, слышались бы смех и болтовня, но в этой комнате повисла напряжённая тишина, несмотря на то, что платья принцесс были из лучшего бархата, шёлка и атласа — ничего похожего на мои прочные шерстяные юбки и передники.

Я поставила корзинку с цветами на пол и повернулась, чтобы уйти, но тут Бети произнесла: