Я не знаю, что на меня тогда нашло, то ли из-за того, что я вышла из душного гербария и была помимо этого раздражена. Я подошла прямо к парню, вырвала кружку из его рук и выпила воду.
Он был так удивлен, что даже не попытался удержать кружку. Он просто таращился на меня, разинув рот. Я посмотрела поверх края.
— Закрой рот, — сказала я ему, когда проглотила воду. — А то муха залетит.
Я протянула ему кружку и, повернувшись, пошла по направлению к арке, ведущей из нашего крошечного сада, обнесенного стеной, в оставшуюся часть дворца. Я посмотрела назад на мальчика: он держал деревянную кружку обессилено, его рот был открыт так широко, что подбородок практически касался груди.
Дверь гербария резко хлопнула. Я думала, брат Космин вышел наказать меня за безделье, но казалось, он меня и не заметил. Он подлетел к Маленькому Колодцу, крича на мальчика. Ударил того по руке, в которой была деревянная кружка, и кружка упала в колодец. Туда же он отправил ведро и веревку.
Веревка просвистела в тишине, и, когда ведро ударилось о воду, я услышала отдаленный всплеск.
Теперь с широко раскрытым ртом стоял не только мальчишка.
— Никогда не пей из этого колодца, — сказал брат Космин, как будто он делал выговор маленькому ребенку. Он поглядел на меня, я постаралась найти место в углу, чтобы спрятаться, но было уже поздно.
— Ревека! Ты слышала! Никогда не пей отсюда! Она заражена.
Боже, я умру от выпитой зараженной воды! Я схватилась за живот в ожидании спазмов. Но ничего не происходило.
Вода на вкус была неплохой. Я б даже сказала, она была очень и очень хорошей. Немного сладкой, но с резким привкусом камня и… миндаля?
И она была такой холодной.
— Как заражена? — спросила я, сейчас боясь больше духовного, чем физического заражения. Возможно, кто-то утонул в колодце. Все знали: лучше не пить из колодца самоубийц.
— Она… просто нехорошая, — ответил брат Космин.
— Феи, — предположил мальчик.
— Нет, не феи.
Брат Космин остановился и соскреб немного мха с камня, показывая надпись, написанной на языке, которого я не знала.
— Двое турецких заключенных выкопали этот колодец, и, когда он был закончен, они прокляли его этой надписью.
Ещё одно проклятье? Я вытянула шею, хотя не могла прочитать по-турецки.
— Что в ней говорится?
— Вы уверены, что они были турками, а не феями? — спросил мальчик.
— Кто ты? — рявкнул брат Космин.
— Я Михас, — сказал мальчик. — Я пришел в замок вчера, чтобы просто продать корову, а они дали мне работу в садах.
— Возвращайся к работе, Михас, — брат Космин повернулся ко мне. — А ты, Ревека, пойди, найди Дидину!
Михас ссутулился и двинулся за мной со двора.
— Он не должен был выкидывать ведро в колодец, — сказал он. — Это было ведро мастера Константина. Он будет зол.
— Да, только не лги ему об этом, чтобы ты ни сделал. Мастер Константин не выносит лжецов.
— Почему я должен врать ему, когда это тот монах выкинул его в колодец?
Я пожала плечами. Когда я была маленькой, я могла сочинить историю о забытом ведре, чтобы избежать наказания за его утрату. Конечно, когда я стала немного старше, и настоятельница стала замечать мои проступки, я лгала и говорила, что я вообще никогда не брала ведро. Я думала, что так смогу избежать проблем. Позже, когда моя репутация прочно закрепилась за мной из-за настоятельницы, я могла рассказать правду о монахе, выкинувшим ведро в колодец, и никто мне не верил. Я должна была ходить неделю, не меняя нижнее белье, голодать три дня, питаясь хлебом и водой, и читать вслух псалмы ради душ умерших и терпеть побои. Я почти чувствовала жгучую боль от ольховых палок, которыми шлепали меня по бедрам.
Я вернулась в настоящее с дрожью. Михас пристально смотрел на меня, открыв рот.
— Что? Почему ты уставился?
Он облизал свои темно-розовые губы.
— Я надеюсь, что феи не прокляли тебя, — сказал он серьезно.
Мальчик был идиотом. Брат Космин сказал ему, что на колодец было наложено проклятие турков, а он всё ещё думает о том, что это были феи. Я не могла поверить, что папа нанял его.
Я развернулась и пошла искать Дидину.
Глава 9
Я проверила кухню и туалет на улице, а потом отправилась искать Дидину в западной башне, где её мать спала, а бабушка присматривала за спящими.
Я взбиралась на башню, каждую секунду ожидая, что меня начнет тошнить от воды в Маленьком Колодце, но ничего не происходило. У меня чуть-чуть крутило в области пупка, но это было из-за того, что я боялась даже подумать о причине, из-за которой Дидина сегодня утром не пришла в гербарий.
Когда я открыла дверь башни, мои худшие страхи оправдались. Дидина рыдала в объятиях госпожи Адины.
У меня пересохло в горле.
— Твоя… Твоя мать?..
Адина посмотрела на меня красными печальными глазами поверх головы Дидины.
— Да. Моя дочь… ускользает.
Я плюхнулась на стул и поражённо уставилась на свою приятельницу.
— Мне жаль, — прошептала я. Я даже представить не могла, что бы я делала, если бы передо мной лежал проклятый Па. Или умирал. Да, мы не всегда прекрасно ладили, и он очень быстро был готов поверить в мои худшие черты характера, но… Но он был единственным, кто у меня остался. Он сделал для меня куда больше, чем большинство из отцов делали для своих дочерей.
— Бабушка, должно же быть что-то, что ты можешь сделать! — молила Дидина.
Адина беспомощно посмотрела на девочку. Мы все знали, что сделать ничего нельзя. Я уже обговаривала это с Адиной. Когда кто-то из проклятых начинал «ускользать», за несколько недель от них оставались лишь кожа и кости, и они просто… умирали.
Затем мы с Адиной встали и пошли, чтобы помочь ей с проклятыми спящими. Это было лучше, чем плакать. Мы помыли их тела, накормили и подвигали конечности. Мы проверили язвы, наличие вшей и блохи.
Я двигалась в угрюмом молчании, ругая себя за свой эгоизм, общая, что буду лучше. Я так кинулась очертя голову в загадку разрушения проклятия, предвкушая вознаграждение и предоставленных возможностях, что забыла о правде, которая откроется при разгадке проклятия.
— Прости меня, — сказала я снова, пристально глядя на спокойствие Дидины, которая сильными руками расчесывала волосы своей матери.
— За что ты просишь прощения? — спросила она. — Ты ничего ей не сделала. Ни одному из них. Это все произошло задолго до твоего приезда.
Я печально улыбнулась Дидине.
— Если бы моя мама не умерла, а просто уснула, то я украла бы солнце и звезды, чтобы разбудить ее.
— Если бы я знала как, — холодно ответила Дидина, и я осознала, что с моей стороны это прозвучало как обвинение в том, что она недостаточно старается.
— Нет, Нет, ты меня неправильно поняла. Я имела в виду… спасибо за то, что ты так добра ко мне, Дидина.
Холодная злость растаяла на ее лице, оставив позади озадаченное выражение лица.
— Что ты имела в виду? Я не… Я не особенно была добра к тебе, Ревека.
— Нет, не особенно. Но я бы просто отшлепала всех девчонок, которые бы думали, что вознаграждение намного важнее, чем моя мать.
Выражение лица Дидины смягчилось.
— Ревека, ты действительно старалась разбудить спящих. Я, — она прислонила руку к сердцу, — я благодарна тебе за то, что ты пыталась.
Я кивнула.
— И я благодарна, что ты все еще не отшлепала меня.
Я осталась с ними до ночного плача по спящим, затем проводила Дидину на чердак гербария, где мы спали. И дала ей валерьяновый чай, чтобы помочь отдохнуть, а сама некоторое время, изучала физику, надеясь, что святой Хильдегард проявит чудо и оставит ключи к разгадке лечения на страницах своей книги по травам.
Когда же я, наконец, уснула, то увидела сон.
Я почувствовала, как солнечный свет упал на мои плечи, так как шла вдоль дороги, через засеянные поля. Прямая дорога медленно поднималась в горы. Мне с трудом давался подъем. Было что-то впереди, что я должна была увидеть, что-то, что я должна была знать.