— Я слышал это! — вскричал он и вылез из открытого окна. Прежде чем я поняла, как это произошло или заметила, как он стоял с другой стороны оконной рамы. Па втащил пастуха Михаса через окно за капюшон.
Мальчик даже не боролся. Он шел, хромая, после хватки Па, как будто кота схватили за шкирку. Его рот был еще открытым, как будто он хотел замяукать.
— Почему ты подслушивал? Что ты старался услышать? Ты работаешь на венгров? — Па прокричал в лицо пастуха.
— Па, Нет! Па! Тише!
Рычание Па понизилось до кричащего шепота. Я бы удивилась, если бы кто-нибудь пришел узнать, в чем дело, так как каждый мужчина, перебравший сливового бренди, сейчас и снова начинает ссору с семьей. Или с знахарем. Разве не так?
— Пастух!
Я затрясла головой.
— Скажи ему, что ты не шпион, пастух.
Конечно же, он ничего не сказал.
— Па, ты же знаешь, что он не шпион.
— Я буду сидеть на нем, пока он не расскажет, для кого он следит. Или подожди… Ты пришел сюда украсть что-нибудь? Тебе нужна золотая чаша?
— О, Па, — закричала я. — Перестань! Отпусти парня!
Па был немного сумасшедшим, нес полную чушь.
Также внезапно как он схватил Михаса, Па отпустил его.
— Я чувствую себя нехорошо, — сказал он, рухнув на стул с такой силой, что тот заскрипел.
— Я вижу это, — вздохнула я.
Затем повернулась к пастуху.
— Уходи, Михас. Никто не хочет, чтобы ты был здесь.
Он пристально посмотрел на меня огромными глазами, которые стали фиолетовыми при свете свечи.
— Она сказала, уходи, — сказал Па, пошатываясь.
Михас отошел назад, я попыталась подойти к двери, но вместо этого ударилась о нижнюю полку с колбами. Дождь ароматного розового масла окатил голову мальчика. Я вздохнула. Розовое масло было таким дорогим.
— Па, сядь.
Я наступила на его ногу, и он плюхнулся, как двухлетний.
Михас почесал лицо и сплюнул, пытаясь убрать масло с глаз и рта. Я подошла к нему, пастушок отшатнулся от меня, прямо к двери, и в этот момент наступил в ведро с удобрениями.
— Ай, — воскликнул он, пытаясь освободить ногу из ведра, но она крепко засела. Михас тяжело ступал, быстрее, чем я бы могла представить себе, с одной поврежденной ногой и глазами, залитыми розовом маслом.
— Михас! — позвала я, но он не остановился. Я хотела побежать за ним и предложить свою помощь, когда услышала, что Па сильно вырвало.
— О, святые угодники, — пробормотала я и пошла помогать Па.
Когда он выблевал все содержимое своего желудка на пол гербария, я сказала:
— Думаю, можно засчитать эту попытку провальной.
— Согласен, — сказал Па и спокойно наклонился, и его вырвало еще раз.
Фу.
Я быстро убрала гербарий и оставила Па, храпящим на моем столе. Снаружи я посмотрела вокруг, но никаких следов Михаса не было. Я подошла к папоротнику, растущему среди руты, и срезала три четверти листьев. Предыдущей ночью, они были короткими и немного завитыми, сейчас же растение сильно вытянулось.
Я встретила Маржит под вечно открытыми глазами резных драконов Маленького Колодца. Она наполнила ведро свежей водой из колодца и села.
— Брат Космин сказал, что мы не должны пить эту воду, — сказала я.
— О, боги, нет. Он использовался раньше, как святой колодец, они говорили, хотя с другой стороны у него есть репутация. Он превращает людей в вервульфов.
Ооо.
— Но, — продолжила Марджит, — это просто колодец, одаренный капризной феей, и было бы безопаснее избегать питья из него.
Она говорила, как будто это общепризнанный факт. Мои губы немного зудели.
— Ты уверена? Брат Космин сказал, что он был проклят турецкими узниками.
Я указала на надпись.
Марджит фыркнула, брызнув водой из ведра на грязь.
— Брат Космин думает, что он знает больше, чем все остальные. Это святой колодец, поверь мне.
— Может ли питье подарить сны?
— Мечты, искусство, танцы, красоту, удачу, доброту все это может даровать. Или жабы могут выпасть из твоего рта, когда ты лжешь. Это рискованно. Не пейте из него. Теперь. Положи туда папоротники, — она жестом указала на ведро.
Когда я замешкалась, она схватила меня за руки и погрузила папоротники в воду, затем махнула руками над ведром и пробормотала на церковном языке. Я могла разобрать только несколько слов, в основном, цифры. Мои глаза остекленели.
— Сейчас я взываю к Великой Леди, — сказала мне Марджит, — и Афине, богине, которая украла шапку-невидимку Лорда Ада и передала ее Персею. Я считаю ее лучшим вашим покровителем. Не так много Аида, учитывая то, что ты сказала.
— Все хорошо, — сказала я. Языческий бред, я предполагала, что будем вызывать мертвых богов вместо дьявольских святых, но и от этого я все еще дрожала. По крайней мере, это не вызов дьявола. Я закрыла глаза и бормотала молитву для соединения с Святым Хилдегардом.
Марджит продолжала бормотать. Наконец, ее действия и слова подошли к завершению, и она простонала последнее слово, медленно разъединив руки. На ладошке ее левой руки была вязальная спица, большая, белая, как кость с огромным ушком.
— Тройная материнская спица, — сказала она, — умытая материнскими слезами, материнский кровью и материнским молоком. Ушко достаточно большое, чтобы стебель папоротника смог пройти.
Она протянула его мне.
— Принимайся за работу.
Небо посерело, а я только наполовину закончила простую шляпку, какую и хотела. Вдалеке пропел петух, разбудив ворон на крышах, которые закаркали утренние ругательства друг другу.
По крайней мере, я всегда думала, что карканье звучит, как ругательства. Возможно, они просто поют любовные поэмы другим воронам.
— Когда они собираются уезжать? — спросила я, пока шила почти вслепую своей спицей, мои глаза устали от ночного вязания при крошечном свете от темной лампы.
— Думаю, когда Корвинус поставит крест на нашей стране, — сказала Марджит. — Это самая нелепая шляпка, которую я когда-либо видела.
Я пригладила шляпку. Я все еще не умела вязать, и не знала, как справится с листьями папоротника, чтобы не порвать их.
— Ничего не будет, если мне понадобиться больше времени, чтобы закончить? — спросила я. — Уже рассвет.
— Если ты закончишь ее до следующего заката, ничего не случится, как и со старой Марджит.
Она похлопала себя по груди.
Я улыбнулась, но во мне уже ничего не осталось живого. Я завернула шляпку в свой передник и засунула подмышку.
— Спокойной ночи, Марджит.
— Хммм. Ты можешь сделать кое-что для меня, нарви свежих растений для ванн. Спокойной ночи, ученица.
Я хорошо поспала в утренние часы и проснулась с мутными глазами в 9 часов утра, когда брат Космин пришел в гербарий и позвал меня. Он тоже был наполовину проснувшимся.
Я высунула голову с чердака.
— Вы будете травяной чай, брат Космин? — услужливо спросила я.
Он согласился, и я соскользнула вниз по лестнице, приготовила хороший травяной чай для нас. Я сделала свой с ячменем, чтобы проснуться. А в его намешала сильную дозу валериана, чтобы он заснул, и замаскировала горечь тремя видами мят.
Он выпил, и я разволновалась, а не слишком ли много добавила. Он был старше, чем казался. Возможно, его сердце не выдержит. Я пообещала себе, что если он проснется крепким и сильным, я больше никогда не буду добавлять успокаивающие средства старикам.
Как только он заснул над пестиком и ступкой, я вытащила шляпку и начала вязать, держа фартук на готове, чтобы прикрыть свою работу, если услышу скрип двери.
Прошел час, затем второй. Папоротник высох и начал ломаться, и мне пришлось снова все намочить в воде.
Когда довязала последние петли, сомневаясь, недолго держала шляпку, прежде чем примерить ее. Она выглядела бесформенная кучкой, хуже чем носки, которые вязала, но я винила больше материал, чем отсутствие опыта. Тем не менее, она пришлась мне впору, даже не рассыпалась, хотя и выглядела странной и ломкой.