- Идиот! – с досадой воскликнула Богиня, и из-за какого-то судорожного, испуганного излома ее алых губ Ле на мгновение показалось, что она сейчас его ударит. – Ты вообще думаешь, что творишь?
Ле смерил ее непонимающим взглядом, потом случайно посмотрел на свои ладони и вяло выругался.
На них, на каждой свое, чернело клеймо проклятия – неровный круг с кривоватым ромбом внутри.
Кожа к коже… Ну да, он идиот. Только какая теперь разница?
- Теперь Том точно меня убьет, - меланхолично заметил Ле.
- И о чем ты только думал? – сердито кинула Богиня.
Ле закрыл глаза.
- Пошла прочь, - приказал он. – Вон с глаз моих. Я устал от тебя.
Этой ночью одержимость наконец отпустила его, и он спал, не видя снов.
А когда проснулся, чувствуя себя замерзшим насмерть, Фемто рядом с ним уже не было.
Он сидел на полу чуть поодаль, спиной к нему, и смотрел на занимающийся между колоннами рассвет.
- Прости, - начал было Ле, рассеянно запуская пальцы в волосы. – Я ничего не смог…
- Шутишь? – возбужденно воскликнул Фемто, резко повернулся, и – о чудо! – Ле узрел, что его сияющее лицо больше не портят причудливые переплетения черноты. – Я понятия не имею, как ты это сделал, но, но… - он не мог найти слов, лишь улыбался. - Небо, да ты просто не представляешь себе, насколько я тебе благодарен! Спасибо, спасибо!
Подскочив к Ле, Фей крепко обнял его за шею.
Первым, чисто инстинктивным порывом было оттолкнуть, не дать прикоснуться, не замыкать круг снова. Неужели теперь?..
- Обними его, - со вздохом велела Богиня, сидя на алтаре. – Ты же его спас. Не бойся, - пояснила она, отвечая на его молчаливый вопрос, - мое проклятие – оно как ветрянка. Случается с человеком лишь однажды.
Она хихикнула и обронила, прежде чем пропасть:
- Ох, знал бы ты, о чем он молил меня этой ночью…
Как будто услышала какую-то невероятно смешную шутку и продолжает повторять ее про себя, подумал Ле, обнимая Фемто. Демон побери, кто бы мог подумать. Он до сих пор здесь, такой теплый, осязаемый, счастливый. Такой живой. Здесь. Сейчас. Это что, сон?
Фемто вдруг отстранился и поглядел ему в лицо внимательно и серьезно.
- Ле, - спросил он. – По-честному, насколько дорого ты заплатил за это?
- Сущий пустяк, - с улыбкой отозвался Ле. – И думать забудь.
Он наконец заметил, что вдоль стен толпилось с десяток людей в желтых мантиях, оживленно перешептывающихся между собой, и все они до единого неверяще пялили на них зенки.
- Гляди-ка, - усмехнулся Ле, - пришли поглазеть на твое чудесное исцеление. Небось, раньше ничего подобного не видели.
- И видеть не хотели, - рассмеялся Фемто. – Ты не знаешь? Они настолько любят свою работу, что считают проклятых всего лишь отмеченными божьим перстом. И хоронят их на почетном кладбище в золотых гробах. Должно быть, думают, что я чем-то прогневил Богиню, раз она забрала свою милость назад…
Здорово. До чего же странно жизнь иногда шутит. Вот они, враг Богини и грешник, лишенный ее великой милости, сидят у главнейшего из алтарей в самом большом и славном ее храме, оба счастливые, как дети…
- Надо возвращаться, - решил Ле. – Где-то в столице бродит Том. Он не обрадуется, если узнает, чем мы с тобой тут занимаемся, как считаешь?
Дорогу домой они преодолели на попутной почтовой карете. Насчет лошади Ле договорился, и ее должны были привести в Ольто отдельно тем же вечером. Скорее всего, ему придется выкупить ее у законного владельца. Транспорт ему пригодится.
По обочинам тянулся посвежевший, радостный ельник. Почти весь путь Фемто проспал, склонив изящную голову на плечо Ле, слишком счастливый для того, чтобы думать о плохом. Еще бы! Будучи вырванным из цепких когтей смерти, верной и лютой, поневоле уверуешь в чудеса.
Ле был рад, что пока не приходится прятать от него руки.
Нельзя, чтобы он знал. Ни в коем случае. Есть вещи, которые не прощают.
На Ольто снова, в который уж раз, опускалась ночь. До здешних мест дождь не дошел, и деревья все так же отчаянно хотели пить, и молчали птицы.
Ле постарался, чтобы все выглядело так, будто он ушел ранним утром, а не в полночь. Оставил на кухонном столе чашку из-под чая и крошки, как будто известие застигло его врасплох, и он без раздумий и сборов ринулся в путь.
И, конечно, записка с неубедительной ложью, обязательная в таких случаях. Он наспех написал в ней, что Том через пару недель сам намерен явиться в их скромный городок, а его, Ле, отправляет обратно в столицу вместо себя, ведь только оставь ее без присмотра, и там вообще невесть что может случиться.
Правдой был только кусочек про возвращение Тома. Ле ни за что не бросил бы Фея одного.
Извинения он оставил при себе, хотя их было много. Просить прощения за неожиданный отъезд слишком отчаянно было бы подозрительно.
- Чистый ангел, - насмешливо проговорила Богиня, заглядывая в комнату Фемто. – Не жаль тебе оставлять его?
- Он не должен знать, - твердо сказал Ле, укладывая последние вещи в дорожный мешок. – Он мне не простит.
Так, еще ему понадобится плащ. И перчатки.
- Еще бы, - кивнула Богиня. – Ты знаешь, - она провела ладонью по краю столешницы, сметая на пол крошки, - тогда, в храме, он молил меня вовсе не о себе. Он понял, что проиграл. Он просил только об одном – сохранить тебя. Не дать тебе долго горевать или сделать с собой еще что похуже…
Ле, не глядя на нее, завязывал мешок.
- И ты до сих пор уверен, что имел право так поступать с ним? – спросила Богиня.
- Что сделано, то сделано, - пожал плечами Ле.
Он выпрямился.
- Лучше объясни мне, что двигало тобой.
Пришла ее очередь пожимать плечами.
- Не знаю, известно ли тебе, - сказала она, - есть такая штука, называется «смирение». Рано или поздно оно появляется во всех. Но в тебе его до последней минуты не было ни капли. Ты посмел бороться. Со мной. Раньше никто даже не пытался. Это меня одновременно озадачивает, раззадоривает и уязвляет. И теперь для меня вроде как стало делом чести сломить тебя.
Она подумала немного и продолжила:
- Люди, идущие на охоту, делятся на две категории. Одни убивают ради пищи, а другие ради удовольствия. Я сыта душами других, менее интересных смертных. Так что твою душу я стану загонять гончими. Убив мальчишку, я сделала бы игру неинтересной. Разве умно ломать игрушки? Ты не стал бы бороться. А так ты сделаешь все мыслимое и немыслимое, чтобы не подвести его. Я знаю, что права. И кроме всего прочего, приятно сознавать, что в конце концов ты в любом случае будешь моим.
В ее глубоком женственном голосе не было страсти, ни капли. Он звучал спокойно и мелодично, как всегда.
Ле бросил последний взгляд в темный дверной проем.
Все то же пятно света на одеяле, все тот же фонарь за окном, и все так же рассыпалась по подушке смоль волос. Как будто они и не уходили никуда. Даже скрипка все так же мирно ждет на тумбочке, чтобы вновь ожить от прикосновения любимых пальцев и, забыв о трещине и смерти, играть с упоением и чувством.
Демон побери, игра стоила свеч. И до сих пор стоит.
Но небо, кто бы знал, как ему хочется остаться еще хотя бы на два теплых, солнечных, полных счастливого неведения дня! А потом – потом можно уйти хоть навсегда. Как, скорее всего, оно и получится.
Вот только линии уже переползли на тыльную сторону его ладоней и теперь тянулись вверх к запястьям.
Их не скрыть.
Он не имел права, но, была ли виной тому слабость или что-то иное, он… в любом случае, что сделано, то сделано.
Нет. Пусть Том и Фемто спасают столицу, как и хотели, но без него. Они справятся и вдвоем.
- Я все думаю о той девушке с яблоками, - поделился Ле по пути к двери. – Хочу понять, что двигало ей, и не могу.
- Как знать? – Богиня изобразила неопределенный жест пальцами. – Может, и ничего. Может, она не со зла. Может, какой-нибудь проклятый приезжий, любитель давать волю рукам, отвесил ей шлепка, а она и не заметила, что заразилась.