- А мне почему-то сдается, - заметил Ле, - что у нее были зеленые глаза. Ведь есть же счастливчики, к которым ты приходишь лично?
- Ага. И ты – в их числе, - сообщила Богиня. – Я приду к тебе собственной персоной… лет этак через пять или семь. Когда ты и думать обо мне забудешь.
- С проклятием не живут дольше недели, - напомнил Ле. – Новые правила новой игры?
- Именно, - подтвердила Богиня. – И так уж и быть, ради интереса я обещаю тебе, что в перчатках ты можешь быть спокоен – через ткань твое проклятие не передастся. Мне уже не терпится узнать, куда ты сам себя заведешь… Я буду следить за тобой, каждый миг, постоянно.
Ле открыл дверь и тихонько затворил ее за собой.
Как странно. Этот маленький, шаткий домик, продуваемый всеми сквозняками, со скрипучим полом стал ему роднее всей прекрасной сиятельной Суэльды. Как же странно иногда получается. Не все зависит от масштабов и времени.
Отходя, он оглянулся: не мелькнет ли в окне живая тень, не выскочит ли на крыльцо, глядя вслед, без прощаний и упреков, молча?
Нет…
Не мелькнет, не появится в дверях.
Ах, Фемто, лучше бы тебе поверить в ложь, какой бы она ни была! Или простить, если не поверил. А еще лучше – забыть.
Ле уже сделал ради него то, что никому раньше было не под силу. И если теперь, чтобы защитить, достаточно просто не быть рядом – что ж, он будет далеко.
Так далеко, как только возможно.
А семь лет ведь, если подумать, срок немалый.
Кто знает? – быть может, он и сумеет что-то придумать…
В конце концов, он сам только что доказал, в этом мире есть лекарство от любой болезни.
Часть вторая
Чёрный день
… свет не искал я, охотясь на тени…
(с) Канцлер Ги
Как-то раз Ивенн слышал шутку об утре, которое действительно не задалось. Мол, в один глаз светило солнце, а из другого торчало копье...
Будучи человеком взрослым и отнюдь не святым, он прекрасно знал, какое стечение обстоятельств обычно ведет к по-настоящему неприятному утру, причем, что уж греха таить, сами эти обстоятельства чаще всего бывают весьма приятны. Иногда в историях, кончающихся кошмарной головной болью с утра, даже принимают участие женщины, дубовые скамьи, лошадь или какое-нибудь знаменательное событие, которое неплохо было бы отметить в тесной дружеской компании.
Но вот чего в них точно обычно не бывает, так это криков, крови и огня.
Да, точно. Крики, кровь, огонь. Три слагаемых вчерашней вечеринки, которые он после невероятных усилий смог откопать в отчаянно протестующей памяти.
Вот чего он сделать не смог – так это открыть глаза.
Хотя почему не смог? Может, они давно уже открыты, просто вокруг темень кромешная. Вдруг он зря привязался к утру, и на дворе все еще – или уже снова – темная осенняя ночь?
Надо проверить.
Ивенн, будучи не вполне уверенным, где он находится, в исследовательских целях попробовал осторожно двинуть рукой. Ага, судя по ощущениям, он лежит на земле, на влажной еловой хвое и выступающих из земли корнях, неприятно впивающихся в спину. Он не остановился на достигнутом и коснулся рукой лица.
Там, где должны быть глазницы, пальцы ощутили ткань. Широкая полоса повязки, грубая, словно лен или что-то похожее…
И все-таки, что же было вчера?
Он попытался было сесть, но едва со стоном не упал назад после того, как новая вспышка сверкающей раскаленной боли расколола пополам его череп. Благо, рядом так кстати оказался надежный шершавый ствол, о который можно было опереться плечом и отдышаться.
- Эй-эй, полегче там! – вдруг воскликнул чей-то голос. – Лежали бы себе и лежали… Повязку не трогайте.
Голос. Мужской молодой голос, охрипший не то от крика, не то от долгого молчания, и какой-то… не по годам серьезный, что ли. Скупой на эмоции.
- Все бы вам геройствовать, - вздохнул говорящий. – Вот какого, объясните мне, какого демона вы вчера в одиночку полезли на тех парней?
В одиночку на парней? Так, это уже больше на него похоже.
Постепенно, пусть нехотя, воспоминания возвращались, фрагмент за фрагментом, складываясь в относительно целую картинку.
Помнится, позавчера он распустил свой патрульный отряд, отправил их назад в Энмор, зная, что смена под руководством того молодого, но весьма перспективного парня, который в рекордно короткие сроки сумел освоить ремесло истребления ушастых безбожников – Ивенн никак не мог запомнить его имя – уже в пути. А сам зачем-то решил проехать еще вглубь. Кажется, им двигало предчувствие.
Предчувствия его еще никогда не обманывали. На этот раз они воплотились в… пятерых? Семерых? Или сколько их там было? В общем, в группу весьма агрессивно настроенных нойэлингов, сосчитать которых ему помешали ночная темнота, а также быстрое перемещение противника и ему же принадлежащее яростное желание отрезать Ивенну голову.
Обычно лесным тварям удавалось застать менее совершенных в плане органов чувств людей врасплох. Они, прекрасно слышащие и видящие в темноте, прыгали с деревьев, или появлялись из кустов, умудряясь не шелохнуть ни единую веточку, которая могла бы выдать их хрустом или шорохом. Еще бы – в то время как люди еще только делали первые шаги в науке о том, как бы выжить самому и убить другого в условиях леса, треклятые враги Богини впитывали это искусство с молоком матери – если только у них есть такое понятие, как «мать».
Судя по тому, как они обходились с патрулями из Энмора, если превосходили их численностью, мамы из отверженного народца точно не занимались испечением пирожков и чтением сказок на ночь. А если и занимались, то можно представить себе, какого эти сказки были содержания. Такие к обеду не вспоминают.
А о том, что они кладут внутрь пирожков, лучше и вовсе не думать.
И – что удивительно – даже у нойэлингов, рожденных в городе, чувство леса сохранялось. Наверное, это было что-то такое на уровне крови, неотделимое от них самих, за столетия жизни среди деревьев въевшееся в кости, проникшее в переплетения нервов и впитавшееся настолько глубоко, что двум-трем поколениям городской жизни просто не под силу это вытравить…
Обычно даже ночью они не носили с собой огня, потому как не нуждались в нем, но на этот раз как-то так получилось, что кто-то уронил факел, один из трех, и трава, успевшая высохнуть за короткие дни бабьего лета – всего лишь небольшой промежуток между бесконечными дождями, череда ярких обманчиво светлых дней – вспыхнула, как бумага, занялась хвоя голубых елей, из-за которой лес и назвали Синим…
- Эльфийские дети, - пробормотал Ивенн себе под нос, обуянный воспоминаниями о прошедшем вечере. Может быть, кто-то еще и считает эльфов волшебными созданиями, поющими песни при луне, но в Энморе, где он родился, вырос и надеялся умереть, это давно уже стало ругательством весьма недвусмысленного значения, едва ли не самым худшим из всех.
- Берите выше, - хмыкнув, отозвался голос, и в нем ощутимо прозвучала насмешка. – Почему же сразу не сукины?
Но, смягчившись, добавил:
- Очень кстати тогда дождь пошел. Огонь прибило. Но вам не повезло, конечно… Впрочем, я думаю, ничего страшного не произошло, и со зрением потом все будет в порядке.
Ивенн снова коснулся повязки. Да, что-то такое он помнил. Нестерпимый жар, удушливый дым…
Огонь – есть. Крики – есть. Дело за кровью.
Он четко помнил, что успел отправить к их языческому неправильному богу лишь двоих.
- Остальных ты убил? – спросил он, заранее зная ответ. В здешних краях – особенно ночью – не убить значит быть убитым.
Голос помолчал, будто колебался.
- Некоторых, - ответил он наконец. – Остальные, не будь дураки, разбежались от огня.
Что-то во всей этой ситуации было неправильно. Ивенн попытался понять, что именно. У него получилось.
- Постой, - сказал он. – А ты-то откуда там взялся?
Подозрение серой тенью закралось в его сознание, и рука – о, благословенный инстинкт самосохранения – сама собой потянулась к поясу. Но меча там не обнаружила, только пустые ножны.