- Именно, - кивнула женщина.
- Я с самого начала знал, - заметил Ле-Таир, не без некоторого, как показалось Генриетте, внутреннего удовлетворения.
- Мало того, - продолжила женщина. – Дальше – больше. Теперь он заявляет, что он – король.
- Так уж и король? – недоверчиво хмыкнул Фемто.
- Ну, вслух этого слова никто не произносил, - поправилась его собеседница, - однако оно прямо-таки носится в воздухе. Он говорит, что он – главный, и в его руках абсолютная власть.
- Эх, все-то им подавай абсолютное, - усмехнулся Ле. – А местные жители что же?
- Ты не поверишь, - женщина сделала глоток из своей большой кружки. – Видишь ли, они только сейчас начали понимать, что при старике графе жилось привольнее и лучше. Однако, даже возмущаясь, они слишком инертны, чтобы взбрыкнуть. Так, ропщут себе помаленьку…
- Ну, это-то нормально, - заметил Ле. – Всегда найдется, на что роптать. Наоборот, перед тогдашним восстанием все были довольны.
- И тем не менее, - возразила женщина. – Сейчас дело вполне может принять угрожающий оборот, и новоявленный монарх, похоже, это сознает.
- И что он намерен делать, по-вашему? – поинтересовался Фемто.
- Конечно, лучше всего для него было бы выдать свою дочку за кого-нибудь из старых потомственных дворян, из этих аристократов в седьмом колене, - женщина пожала плечами, - Чтобы, значит, народ принял ее как законную королеву. Вот только они, дворяне, бедняги, все разбежались после восстания. В столице, если помните, какое-то время практиковали отмену сословных рамок, но, слава небесам, разглядели, что это уж слишком. В общем, рядовой дворянин в Суэльде на данный момент времени, скорее всего, является рядовым башмачником где-нибудь еще, - подытожила она.
- Да-а, это проблема, - протянул Фемто. – Но вот что было бы для него идеально, так это выдать эту самую дочь за сына старика графа. Он, поговаривают, жив остался тогда.
- Как? – удивилась женщина. – У графа были дети?
- Почем мне знать? – Фемто пожал плечами. – Я там не был. Говорю же – поговаривают.
- В любом случае, живы наследники или нет, выдать эту самую девицу за кого бы то ни было будет весьма и весьма проблематично, - резюмировала рассказчица после очередного глотка.
- Что, такая страшненькая? – выдали губы Генриетты без участия ее сознания, пытающегося тем временем вникнуть в перипетии столичной политики.
То ли дело у нее дома. Король – он король и есть, и никто ни с кем не спорит. Королевская кровь – она штука такая, против нее не попрешь…
Если вы короновали бродячего музыканта, это еще может сойти вам с рук. Но когда кто-нибудь, рожденный быть крестьянином, вдруг садится на трон, это может привести к непредсказуемым последствием.
И, в общем-то, приводит.
Уж кому-кому, как ей, не знать.
Что-то творится сейчас там, дома? Какие интриги плетутся у нее за спиной, пока она не смотрит?
- Да нет вроде, - хмыкнула женщина. – Разве что тощая маленько, - в слове «тощая» она сделала ударение на второй слог, – Но беда не в том. Беда в том, что она пропала, никто не знает, куда.
- Логично, - согласился Фемто. – Потому и пропала, что никто не знает, куда. Давно это случилось?
- Года этак с три назад, - был ответ.
- Э-э! – Фемто махнул рукой. – Тогда это гиблое дело. Ее уже не найдут, слишком поздно.
- Может, и так. Но надежды его величество вроде пока не потерял. Чай, шибко любил. Родная все-таки…
- Ага, - высказался трактирщик, до того молча слушавший за обычным для представителей его профессии делом – вытиранием стаканов. – Или столицу жаль терять, если народ все же соберется и восстанет.
- И откуда они только понабрались этой ерунды про самоуправление? – вздохнул Ле.
- Знамо откуда, - отозвалась женщина. – Из Диору. Там с жиру еще и не так бесятся.
- Ага, - согласился Ле, - вот только, если помните, там уже скоро пять десятков лет как отказались от подобной практики, потому что она себя не оправдала, и монархия снова процветает.
- Не оправдала, потому что взялись не с той стороны, - вступил Фемто. – Помнишь, мы же были в Риверконе. И с тамошней демократией все хорошо и даже более чем.
- О да, - кивнул Ле. – В Риверконе настоящая демократия. С умом ребята к делу подошли, и никто не обижен.
- Только уж больно они гордые там, на своей Иде, - с сомнением заметил трактирщик. – Утверждают, что у них якобы суверенитет. Они, мол-де, уже и не часть Иларии больше…
- Выдумывают, - с уверенностью опроверг Ле-Таир. – Все, что территориально находится в Иларии, автоматически становится ее частью.
- Где ты подразумеваешь территориальные границы? – уточнила Генриетта.
- Чуть дальше Иды на юге, до Драконьих гор к востоку и почти до самого моря на западе, исключая Морлон, - пояснил Ле. – На севере много Синего леса, так что о тех землях можно не спорить.
- Как далеко-то, - оценив, отметила Генриетта.
- Есть такое дело, - согласился Ле. – Только вот если считать лишь те площади, что заняты людьми, окажется, что места мы используем кошмарно мало. В Иларии очень много поля и почти так же много леса. Но в ней мало страны. Не говоря уже о такой штуке, как государство.
- Что верно, то верно, - вздохнула Генриетта и оперлась о стойку локтями, укладывая подбородок на руки.
Все свое детство она провела в горах, в благословенном неведении насчет того, что вообще происходит в мире. Однако поездок и событий последних трех лет, когда она начала потихоньку покидать свое гнездышко, с лихвой хватило, чтобы она всецело согласилась с утверждением Ле.
В ближайшем углу на свет богинин достали гитару, и воздух наполнился веселым, пусть и не вполне трезвым тренькающим звоном.
Фемто секунд с десять слушал это издевательство над природой музыки как таковой, после чего по-кошачьи мягко спрыгнул со стойки и прошествовал в тот самый угол.
- А ну-ка, дай сюда, - послышался оттуда его певучий высокий голос, озаренный улыбкой, хорошо различимой на слух. – Право, мне больно слушать, как ты мучаешь инструмент…
Секунда тишины, это гитару передают из рук в руки – корпус гулко стукнул о чью-то неловко поставленную коленку – и снова зазвенели струны, вот только на этот раз стройно и быстро.
Генриетта прямо заслушалась этой живой, звенящей мелодией и только через полминуты сообразила, что неплохо было бы подойти поближе, сесть рядом и, может, даже спеть, если есть шанс, что никто этого не услышит.
Ле стоял у стойки, задумчиво глядя в пространство перед собой.
Трактирщики тем хороши, что им абсолютно все равно, кто ты таков и что о тебе люди болтают – лишь бы платил. Однако этот, лесной, проигрывал своим городским коллегам в том плане, что узнать последние новости от него было решительно невозможно.
Ле-Таир рассеянно прислушивался к звуковому морю, плескающемуся вокруг. Все так же смеялись и болтали люди, звенели гитара и голос Фемто:
- А я буду верен любимой моей…
- … если не бросит меня! – подтягивала ему Генриетта.
Они действительно неплохо звучали вместе. Глядя на девчонку, и не подумаешь, что в ее тщедушной груди может прятаться такой голос…
Рыжая и голосистая. Почти что валькирия, жаль только, ростом чуть-чуть не вышла.
А вообще, такие вот разухабистые песни, находящиеся где-то на грани юмора и похабности, входят в десятку самых лучших способов расположить к себе компанию благодушно настроенных людей с пивными кружками в руках, так что Фемто и здесь уже все знают и любят.
Тома никто не знает, потому что стоит им где-нибудь остановиться на ночлег, и его перестает быть видно. Появляется он только утром. Кстати говоря, где он сейчас? Где-то поблизости, ясное дело, и это все, что можно о нем сказать.
Ле вздохнул, оторвался от стойки и вышел на крыльцо.
Было не столь холодно, сколько промозгло. Засушливость лета в районе Суэльды приводилась в равновесие здешней влажностью. Дожди прерывались разве что для того, чтобы на правах дамы пропустить вперед сухую грозу, без дождя сверкающую молниями, или липкий туман.