- Ох, и верно ведь, - согласился Фемто и, резво вскочив, сам умчался в даль светлую – закручивать самовольно отвязавшиеся от дерева поводья в более крепкий и надежный узел.
- Много всего. И хорошего в том числе, - уточнила Генриетта, проводив его взглядом. – О том, что ты единственный многие вещи понимаешь правильно. И говоришь правильно.
- Что, правда? – лениво удивился Ле-Таир.
- Обычно говорят другое, - промолвил Фемто, возвращаясь в световой круг. Он обошел костер и сел от Ле по другую руку.
- Да? – заинтересовалась Генриетта. – И что же?
Ле усмехнулся.
- Чужеземец, иноверец и безумец, - процитировал он.
Генриетта покрутила эти слова в голове.
- С чужеземцем мне все понятно, - наконец решила она – для этого ей даже не понадобился еще один взгляд на Фемто, - и с безумцем, наверное, тоже. Но почему ты иноверец, Том?
- Ясное дело, почему, - тот пожал плечами. – Потому что мне дела нет до этой небесной бабы. В тех местах, откуда я родом, верили в другое. В снег, например, в горные обвалы и в медведей. В то, что действительно может с тобой случиться.
- Но Богиня тоже может с тобой случиться, - напомнила Генриетта.
- Верно, - согласился Ле. – А может и не случиться. В то время как снег в любом случае выпадет, когда придет зима. С ним хотя бы не приходится сомневаться и мучить себя догадками.
- Всегда был согласен с тем, что морякам куда как умнее верить в ветер, чем в бога, - добавил Фемто.
- В Богиню, - поправила Генриетта.
- Или в Бога, - повторил Ле. – Моряки тоже бывают разные.
- Мне послышалось, или ты правда произносишь слово «Бог» с большой буквы? – с ноткой подозрительности осведомилась Генриетта.
- Тебе не послышалось, - подтвердил Ле и, видя ее непонимающий взгляд, спросил:
- Ты никогда не слышала про Бога?
- Про какого из всех? – уточнила Генриетта.
- Не про какого-нибудь бога, - пояснил Ле-Таир, – а про Бога. Которого помнят эльфийские дети.
Она отрицательно помотала головой.
- Ты наверняка знаешь, что Богиня далеко не единственная жительница небес, - начал Ле. – Она просто единственная… женщина. И можно легко вообразить, что началось, стоило ей появиться – столько мужчин, и всего одна дама. Были времена, когда иные боги переубивали бы друг друга ради ее взгляда, вот только все они были одинаково сильны, и, если и начиналась схватка, одержать верх ни один не мог, так что все это было бесполезно. И в конце концов один из них, тот самый Бог, вроде как… стал ее мужем, что ли. Не то он был выше всех ростом, не то лицом вышел, демон знает, как эта Богиня выбирает себе фаворитов… Но, в общем и целом, говорят, она его даже любила. Какое-то время точно любила.
Генриетта слушала очень внимательно, обняв руками колени.
- Но она ведь такая дама, - продолжал Ле, - и верить ей не стоит никогда. А вот он, бедняга, поверил. Теперь рассказывают, те, кто еще помнят, что он представлял собой идеального мужчину. Мужчину на все сто процентов, настолько мужчину, что аж мурашки по коже. Сильного, смелого, властного. А она… Ей вскоре надоело, что он указывает ей, что можно делать и что нельзя. И она его убила.
Генриетта почти ахнула. Такого поворота сюжета она не ожидала.
- Бога можно убить? – удивилась она.
- Видимо, другие боги знают, как, - предположил Ле. – Понимаешь, в случае с Богиней то, что она женщина, все объясняет. Бога нельзя заколоть ножом или задушить во сне, а она догадалась его отравить. И это у нее вышло вполне успешно. Так что по логике вещей не нойэлинги враги Богини – они ничего ей не сделали. Это она перед ними виновата. Она им враг, а не наоборот.
- Бедные, - Генриетта покачала головой. – Неужели все это время они жили без бога? Тогда неудивительно, что люди так с ними обращаются…
- Тут есть один аспект, - проговорил Ле, несколько отрешенно глядя в костер. – Дело в том, что любой бог, исключая Богиню, существует ровно до тех пор, пока в него верят, не больше и не меньше. А недо-эльфы верят так, как люди, наверное, никогда не верили в Богиню. Их Бог не исчез. Он просто… вроде как ушел. Он не здесь, и он не в состоянии их хранить, но это не значит, что его больше нет. Все, что люди делают во имя, они делают в память, вот и все.
Генриетта прикрыла глаза.
- Как все сложно, - вздохнула она. – Сложно не для понимания. Понять это я могу. Но жить с этим наверняка нелегко.
Ее с детства учили верить в Богиню, просто потому, что все вокруг верили. Но между «верить» и «одобрять» лежит пропасть глубже, чем самое глубокое из глубоких ущелий в Драконьих горах. В такую кинешь камушек – и стука о дно придется дожидаться, наверное, неделю.
Ле кивнул.
- Есть такое, - признался он.
Он кое-что узнал, немного пообщавшись со своими сородичами из Энмора. Откровения были весьма интересными.
Бог. Их Бог и никогда полностью не его.
Не то чтобы у Бога не было имени – без него могла обходиться только Богиня, потому что путать ее было не с кем. Просто это имя невозможно было произнести при помощи несовершенных человеческих голосовых связок, или, может, оно потерялось и забылось задолго до того, как на свет появился кто-то из ныне живущих.
Но даже имя не так уж и важно.
Ле нравились заповеди Бога нойэлингов. Такие простые и, демон побери, понятные и однозначные. Не убий, если сможешь выжить и без этого. Не бери чужого, но если станут отбирать твое – защищай. Храни память, ибо ты уйдешь, а она останется. Видел когда-нибудь такую штуку, называется «совесть»? Так вот, восстанови в памяти ее смутный образ и по ней и живи.
И самое-самое главное – защищай любого из сородичей перед лицом людей. Он может трижды быть тебе врагом, но никого ты не должен ненавидеть больше, чем рабов Богини. Она убила твоего Бога, помни об этом.
Помни о том, что твой Бог мертв ради тебя, потому что если бы не он, власть Богини распространялась бы на весь мир.
Нойэлинги свято верили в свою защищенность. Их Бог с ними, пусть они и не видят. Именно благодаря этой упрямой, живучей вере они находились вне юрисдикции зеленоглазого божества…
… по крайней мере, до поры до времени.
Но даже это дорого, как ничто другое.
Иногда Ле ловил себя на том, что он всей душой желал бы никогда не видеть Суэльды, родиться в лесу, чтобы тоже иметь право молиться мертвому Богу, чтобы не сомневаться и всегда-всегда знать, что правильно, а что нет. Чтобы пальцами тыкали в весь его народ целиком, а не только в него одного, не принадлежащего ни к какому народу вовсе.
Костер прогорел, угли остыли. Вместо них тихонько засветилось небо. Где-то за Драконьими горами из-за края земли показался узкий краешек солнца. Еще добрый час ему понадобится, чтобы выглянуть из-за ломаной линии пиков, заменяющей Иларии горизонт.
Генриетта проснулась от назойливого жизнерадостного чириканья. Этих птичек она и сама с радостью убила бы.
Все вокруг было мокрым от росы или тумана – сейчас, на грани лета и осени, не разобрать. Она поднялась с земли, задумчиво отряхнула штаны и встретилась взглядом с лошадью Ле-Таира.
Демонски умный, надо отметить, был взгляд.
И все-таки, какие красивые бывают животные, с белой завистью подумалось Генриетте. Не то что ее личный транспорт – та чахлая какая-то и пегая, не чета этой, длинноногой, высокой, белой.
Ну и что, что ей чуть-чуть не хватает белизны для того, чтобы быть достойной принца. Ей это и незачем.
Генриетта часто встречала людей, которые старались стать особенными. Они наивно полагали, что отрощенные до неприличной длины волосы, мечи выше хозяев ростом, покрытые какими-нибудь непрактичными, но жутко эффектными узорами, лошади, дышащие огнем, и прочая соответствующая атрибутика им в этом поможет. Ха, как бы не так.
Но вот существо вроде Ле-Таира она встречала впервые.