- Что ты, что ты, какое там!.. Но ты, чай, мужа моего ищешь, - спохватилась она. – Сейчас позову.
И она скрылась в доме. Дверь не захлопнулась, так и осталась открытой, давая понять, что прогонять их не собираются.
- Вот это баба так баба, - одобрил Том, проводив хозяйку уважительным взглядом.
- Тебе бы такую, да? – весело фыркнул Ле-Таир.
- Парень, ты ли это?
Ле едва не вздрогнул, быстро обернулся, рисуя на губах улыбку, еще более яркую, чем та, что досталась леди Эллен. Он уже почти успел забыть, как звучит этот голос, хулящий ушастых, говорящий, прежде чем думать.
На крыльце стоял Ивенн. И все-таки такие люди не стареют. Он был примерно того же возраста, что и Том, то есть лет этак на десять старше самого Ле, и с их последней встречи ни капельки не изменился, хотя прошло уже добрых пять зим. Ни одной новой морщинки, такая же борода…
- Ну что, жив еще? – дружески осведомился Ивенн, спускаясь с крыльца и раскрывая объятия.
Ле обнял его – очень осторожно, следя, как бы не задеть ухом его щеки – и, на миг установив подбородок на чужое плечо, такое надежное и крепкое – жаль, не для него! – проговорил вполголоса:
- Не уверен, надолго ли это…
Чувство, посетившее его в Клотте, вроде как потихоньку обретало очертания. То, что поначалу казалось усталостью от скитаний, теперь было больше похоже на… предчувствие, что ли. На нехорошее такое, липкое чувство в солнечном сплетении, что вот-вот должно что-то произойти.
Ивенн нахмурился.
- Расскажешь?
Эллен, видя перемену в лице мужа или, может, поняв что-то и без слов, она это умела, увела троих оставшихся гостей ставить лошадей в конюшню, а Ивенн и Ле не спеша зашагали вдоль улицы.
- Было бы что рассказывать, - вздохнул Ле.
Ивенн задумчиво потер подбородок.
- Как ты вообще жил? – спросил он. – Что делал все это время?
- До вас не доходили слухи? – ответил Ле вопросом на вопрос.
- В том-то и дело, что доходили. Я потому и спрашиваю. Больно уж много всего о тебе болтают.
- Не верьте. Ровно половина из этого не имеет ничего общего с правдой.
- Которая половина?
Ле остановился, будто вопрос застиг его врасплох.
- Верите или нет, сам не знаю, - признался он.
И парой мгновений позже, когда они снова бесцельно двинулись вперед, добавил задумчиво:
- Вообще-то, если честно, я не думал, что так выйдет. Вернее, надеялся, что не выйдет так, что, даже если проклятия не будет видно, меня будут обходить стороной, как заразного…
- Видно, судьба твоя такова, - Ивенн пожал плечами. – Сколько я тебя знаю, тебе все на месте не сидится. Вечно нужно что-то кому-то доказывать…
- Я был бы рад, если бы сумел хоть что-нибудь доказать себе самому, - сказал Ле. – Другие и сами неплохо справляются.
Ивенн ничего не ответил, в глубоком раздумье глядя на небо.
Похоже, время мало что меняет, подумал Ле – он все так же ставит старшего товарища в тупик своими умозаключениями.
Правда, теперь он и себя ими ставит в тупик.
- Я хочу увидеть Дуэйна, - сказал он вслух. – Вы, случаем, не знаете, он до сих пор в городе?
- Куда же он денется? – добродушно усмехнулся Ивенн. Нет, правда, в его усмешке не было ни тени презрения. Это было приятно видеть. – Я встречаю его иногда. Даже живет там же, где и раньше, так что ты сам найдешь.
- Хорошо, - Ле кивнул. – Тогда я отправлюсь прямо сейчас. Скажите моим, что я велел им вести себя хорошо и не досаждать вашей жене, ладно?
Ивенн со смехом пообещал, что так и сделает, и Ле свернул в один из боковых переулков, растущих из улицы, как ветка из елки.
Придется изрядно поплутать – в то место, куда он направляется, чистые прямые улицы не ведут, потому что люди туда не ходят. Лишь бы не заблудиться – как-никак, много лет прошло… Но нет, вроде все правильно – вот каменные стены уже потихоньку сменяются легкими деревянными, и переулок, по которому он шел, стал шире, почти превратившись в улицу.
Ряды деревянных дверей вытянулись с обеих сторон. Низкие крылечки, маленькие окна, завешенные изнутри… Они не любят света. Всего с два десятка домиков, маленьких и непритязательных, как будто нарочно пытающихся занять как можно меньше места.
Нойэлинги никогда не тешили себя иллюзиями. Даже слепой сразу увидел бы, что здесь им не рады.
Но все-таки как объяснить то, что в Суэльде, где, хотя и любят Богиню, люди слишком миролюбивы и медлительны по своей природе, чтобы кого-то активно ненавидеть, из всей ушастой братии жили только Ле, его отец и дед, а здесь, в Энморе, так и горящем неприятием любого врага Вышней, несколько десятков потомков эльфов живут и здравствуют, от всей души наплевав на явную нелюбовь коренных жителей.
И – что еще страннее – ведь дальше угроз со стороны людей дело никогда не заходило. Никто не разбил никому окно, не поджег дом. Поистине шутки природы понятны лишь ей одной.
Домик Дуэйна сразу бросился Ле в глаза – не потому, что чем-то отличался от других, просто он провел под его крышей не один день и не одну ночь, а такие вещи обычно запоминаешь.
Здесь не запирали дверей, Ле это помнил. Заповедь не брать чужого соблюдалась неукоснительно, поэтому он просто зашел без стука – и покачнулся на пороге, едва не сбитый с ног ворохом знакомых, полузабытых ощущений, без предупреждения брошенных прямо в лицо.
Запахи, едва уловимые, приятные, будто какие-то благовония, но такие чужеродные. Пыль, лежащая на полу, танцующая в тонком-тонком луче золотого солнца, пробившемся сквозь щель между плотными занавесями на окнах. Странное, спокойное чувство того, что время словно остановилось. И еще – безопасность.
Тень Храма Богини закрывает собой весь мир, кроме Драконьих гор и домов недо-эльфов. Здесь в нее не верят. Здесь все ее отрицает. Сюда ей ход закрыт. Ле знал, что сюда – сюда она никогда не придет.
Он бесшумно шагнул вперед, закрывая за собой дверь, провел пальцем по ряду ветхих книжных корешков, без соблюдения высоты выстроившихся на одной из многочисленных полок. Именно по этим книгам он некогда учился читать, вспоминал чужой, гортанный язык, которого никогда не знал. Как ребенок, еще не видевший в жизни ни единой буквы, разбирал и запоминал слова, пока не начал понимать – все для того, чтобы отвлечься от терпимой, но такой настойчивой боли, грызущей без преувеличения все тело.
Всем известно, что клеймо проклятия ничем не вывести. Оно проявляется даже поверх старых шрамов, рисует само себя на ожогах, если пытаться выжечь его каленым железом. Но железо и магия – вещи разные.
Дуэйн почти два месяца пробился над этим заклинанием. Ради существа, которое видел в первый раз, он добросовестно корпел над книгами, перелистывая древние, едва не рассыпающиеся страницы, приложил все усилия, какие только мог – и в конце концов труды увенчались успехом. Заклинание сработало.
Это было демонски больно. Ле помнил, что ему пришлось дать привязать себя, чтобы случайно не покалечить себя и других. Но оно того стоило. Обманчивая видимость того, что все хорошо, стоила доброго полугода выздоровления и всех этих шрамов. В конце концов, за девушками он никогда не увивался.
Время и правда застыло. За все эти годы ничего не изменилось, ничего-ничего. Разве что стену украсил еще один рисунок углем – ломаная резкая линия Драконьих гор на фоне белого бумажного неба. Как любой талант, магия не ходит одна, даже того же Фемто можно в определенной мере считать доказательством этого постулата. Ле искренне считал Дуэйна чудесным художником – жаль только, что у нойэлингов ценилось совсем другое.
А на полу, по-уютному пыльном, кажется, еще остались следы той самой пентаграммы, начерченной мелом, память об истории с демонами. Но нет, это только кажется из-за того, как ложатся тени. Мел столько не держится.
Тихо и нежно, словно змеиная чешуя, сухо зазвучали отодвигаемые в сторону шнурки, унизанные раскрашенными деревянными бусинами, закрывающие дверной проем между комнатами.