- Давно уже не из Суэльды, - машинально поправил Ле. – Суэльда – твой дом. И ничей больше.
- Как скажешь, - не стала спорить Богиня.
Одарив его еще одним пронизывающим насквозь зеленым взглядом, она спросила вдруг:
- Ты точно уверен, что не прогадал? Сам веришь в то, что жертвовал собой ради того, ради чего стоит жертвовать? Ведь единственное, что у тебя есть, автоматически становится самым дорогим, вне зависимости от того, что оно значит для других и сколько стоит в пересчете на деньги. Можешь ли ты теперь сказать, что это единственное действительно было дорого?
- Могу, - ответил Ле.
- Скажи мне, что игра не стоила свеч, и я уйду, - проговорила Богиня, глядя прямо ему в глаза. – Скажи мне так искренне, как только сможешь, что оно того не стоило, и я мгновенно потеряю к тебе всяческий интерес. Без подвохов.
Он улыбнулся ей и покачал головой.
- Искренне не выйдет.
А потом попросил:
- Если тебе не сложно, храни их и дальше, пожалуйста.
Она дернула плечом, хмыкнула:
- Зачем? Они вряд ли будут этому рады.
- Мне так будет спокойнее.
Богиня коротко рассмеялась, так, как умеет только она.
- Тебе нигде уже не будет спокойнее, чем там, куда ты уходишь сейчас.
Как же все-таки странно осознавать, что на этот раз ты по-настоящему умрешь. Что это все не шутки и не сон, а самая что ни на есть явная явь. Что везение не защитит от той, что его подарила. Что на этот раз, пожалуй, выкрутиться никак не выйдет…
Да, в общем-то, и не хочется. В нем не было того парализующего, мешающего дышать ужаса перед смертью.
Еще чуть-чуть, еще миг, и время перестанет быть янтарем. Оно снова неумолимо двинется. Нужно успеть до того, как снова пойдут и затикают вставшие часы с треснувшим стеклом.
То, что единожды началось, должно закончиться.
Сейчас.
Ле-Таир протянул Богине руку.
Это был его последний смехотворный акт неповиновения. Не она его уводит – он сам уходит с ней. Она поняла это, улыбнулась и промолвила:
- Так тому и быть.
Это прозвучало как «аминь».
Последним, что он видел, стали ее тонкие женские пальцы, переплетшиеся с его, изуродованными и грубыми.
А потом была вспышка, но только без света.
И оба исчезли.
Осталась только Генриетта, которая вспомнила все и слышала все, вот только осознать до сих пор не могла.
Когда в воду бросают камень, идут круги.
Фемто часто сравнивали с котом. Но никогда при этом не имелось в виду, что он способен так же тонко чувствовать изменения в природе вещей. А он мог.
Сейчас он чувствовал, как весь мир, с которым ему никогда раньше не приходилось сталкиваться один на один, рушится и погребает его под грудами беспорядочных обломков.
Больше всего ему хотелось закричать, завыть по-волчьи, дать выход огромной, нестерпимой боли, вдруг вспыхнувшей в нем, но на это не было сил.
Не было сил ни на что.
Невыносимая тяжесть не давала дышать. Оставалось только опуститься-осесть на пол прямо там, где стоял, закрыть лицо руками, отчаянно пытаясь сдержать рвущееся с губ всхлипывание.
Когда время снова пошло, Фемто де Фей в первый и, пожалуй, последний раз в своей жизни плакал навзрыд.
Но длилось это всего минуту.
А потом Генриетта сидела прямо на пыльном полу, обняв руками колени. Этими самыми руками ей больше всего сейчас хотелось обхватить голову, чтобы не развалилась на куски. Голова, очевидно, только и ждала удобного момента, чтобы претворить в жизнь свои коварные намерения.
Значит, тогдашние ее глупые страхи были не такими уж и глупыми. Не зря ей казалось, что все вокруг – всего лишь фальшивка, ткни стену пальцем – и окажется, что она картонная. Так дела и обстояли. Образно, разумеется, но этого ни капельки не легче, вот просто ни капельки.
Та дама в Клотте могла бы и задержаться на минутку, разъяснить горе-принцессе соль своей шутки. Посмеялись бы вместе.
Теперь ей снова придется брести через всю Иларию, через роняющий листья Синий лес, такой опасный, если рядом нет никого, кто знает его как свои пять пальцев и острые уши, и равнины запада, идти от гор до самой Суэльды, явиться к настоящему, реальному отцу с повинной головой, рассказать историю своих невероятных приключений.
Что за дурацкий стереотип – мол-де, каждая девочка желает стать принцессой. Между прочим, она всю жизнь мечтала быть пиратом.
На что Лйорр, когда она поделилась с ним своим праведным негодованием, резонно заметил, что Богине было бы несколько сложно использовать ее как приманку, если эта самая приманка ушла за тридевять земель бороздить моря под черным флагом, украшенным некоторыми частями человеческой анатомии.
Эти три года под мороком запутали Генриетту. Теперь мало того, что ей приходилось постоянно напоминать себе, что вообще-то от принцессы в ней меньше, чем от ежика, нужно будет еще и отцу напомнить, что никакой он не добрый король. По крайней мере, пока не король.
Как там Богиня назвала Фемто де Фея, наследника графского трона? «Ваше величество», верно?
- Что мы будем делать, Фемто? – спросила Генриетта, и ее вопрос повис в воздухе.
Де Фей сидел на подоконнике у разбитого окна, из которого было видно лес и другие горы, и свистел на ключе от черной башни, который снял со скобы после того, как магия улетела. Он умел играть на чем угодно, лишь бы оно было потенциально способно звучать. Заунывная мелодия, похожая на вой ветра в печной трубе, вылетала в окно и невидимым дымом вилась в алом закате, резко очерчивающем соседние вершины, превращающем горы в черные силуэты.
В Суэльде на закате можно увидеть море, очень далеко и только самый краешек, но все-таки.
Фей прервал музицирование, некоторое время смотрел в окно, после чего ответил:
- Ты слышала, что сказала леди. Она обо всем знает. Да и глупо было бы думать, что дела обстоят иначе. Сомневаюсь, что у нас есть выбор.
Генриетта хотела было по привычке возразить, что выбор есть всегда, но прикусила язык.
Только у одного из них всегда был выбор. И этот выбор уже сделан.
- Ты пойдешь на это, Фей? – спросил Том, стоящий у стены.
- Да, - спокойно ответил Фемто. – Ты же понимаешь, Том. Я теперь не смогу смотреть тебе в глаза.
Томас кивнул. Он понимал.
Фемто снова поднес было ключ к губам, но опустил его, задумчиво глядя в пламенеющую даль небес.
- А ведь она не оставила тела, - проговорил он. – Обычно оно ей не нужно. Может быть…
- Исключено, - Лйорр покачал головой. – Ведь это же она.
Он сидел на ступеньках полуразрушенной лестницы и не выглядел ни удивленным, ни выбитым из колеи. Он никогда не выглядел.
- И все-таки, может быть, - так же спокойно повторил Фемто.
И мелодия полилась вновь, летя над лесом, обвивая далекие горы.
Эпилог
Бывшее и сбывшееся
Все так непросто, мой граф.
Не знаю, будешь ли прав,
Огромный мир променяв
На плен без срока…
(с) Канцлер Ги
Совсем другая мелодия, сложнее и тоньше, обвивала совсем другую гору, на склонах которой мирно отходила ко сну прожившая еще один длинный суматошный день Суэльда, до сих пор объятая жарким и душным солнечным летом. Мелодия свивалась в спирали и кольца, летела из огромного незастекленного окна куда-то вверх и далеко-далеко.
Она пролетела бы над Синим лесом и Драконьими горами, ледяным ветром пронеслась бы над землями Корхен, на востоке достигла бы берега моря Арлен и не остановилась бы до тех пор, пока не коснулась горящего шара солнца, садящегося в соленую воду, если бы у нее достало сил.
Но ведь сила музыки – это сила того, кто ее играет.
И Фемто понял, буквально два часа назад, что силу дает не корона.
Столько есть слов, чтобы назвать головной убор правителя. Венец. Тиара. Что угодно. Но это – это была корона. А там, где есть корона, что ни говори, обязательно есть и король.