Маленькой Катарине, как настоящей принцессе, отвели две комнаты в замке Шлезвиг. Одна из них была гостиной, увешанной великолепными гобеленами, изображавшими что-то из греческой мифологии. Катарина долго разглядывала рисунок, пока, наконец, не сообразила, что картина изображала падение Икара, где внизу его ожидал горько плачущий Дедал. Фландрские ткачи в то время увлекались классическими сюжетами. Стульев в комнате не было – их заменяли невысокие табуреты, покрытые бархатом, а еще здесь было много больших подушек, на которых девочка с удовольствием повалялась, пока никто не видел. Зато спальня ее просто очаровала. На полу лежал такой толстый ковер, что шаги становились совсем неслышными. Огоньки двух толстых свечей, струились по тихой комнате дрожащим сумеречным светом, одновременно распространяя и приятный запах. Каждую из свечек держала в руках статуя воина с начищенным до блеска щитом, при этом огонек свечи отражался в полированном металле, как в зеркале. Сама постель была прикрыта занавесями из розового бархата с золотым шитьем, а пуховая перина была застлана батистовыми простынями и одеялами, белыми, как ягнята, отдавшие свою нежнейшую шерсть на их изготовление. На маленьком столике, неподалеку от изголовья стояло небольшое венецианское зеркало и золотая изящная чаша на случай, если вздумалось ночью попить. А слева, в маленькой нише, озаренной свечой, было установлено распятие и аналой из резного черного дерева с молитвенником в богатом переплете с серебряными застежками. Перед аналоем лежала бархатная подушечка для колен, с такой же золотой вышивкой, что и на занавесях. Сюда не доносилось ни единого звука, кроме вздохов ветра в ветвях дубов парка, окружавшего замок.
Катарина не терпелось остаться одной, поэтому она быстро избавилась и от кормилицы и от служанки, которые помогли раздеться юной принцессе. Она заявила им, что хочет помолиться на ночь, а потом уляжется самостоятельно. И действительно опустилась коленями на подушечку и зажмурила глаза. Но ни одна молитва не приходила на ум, зато перед глазами девочки ясно встала картина сегодняшней церемонии в соборе. Она шепотом повторяла слова, которые произносил кронпринц Кристиан:
- Беру тебя, Доротея, в законные жены, дабы иметь тебя при себе на ложе своем и у очага своего… в красоте и убожестве, в счастье и несчастье, в болезни и здравии….пока не разлучит нас смерть… и во всем этом я даю тебе клятву.
А вокруг блеск корон, митр, драгоценностей, а эти рыцари, а эти дамы, стоявшие в ряд за огромными свечами, как души избранных в раю, и вся это толпа на площади перед собором…
Архиепископ принял от второго прелата с огромного серебряного блюда плоское золотое кольцо, украшенное драгоценным камнем и соединил руки брачующихся.
- Во имя Отца – произнес принц, надевая кольцо на кончик большого пальца Доротеи, - Во имя Сына, - на кончик указательного. – Во имя Святого Духа – на кончик среднего, - и, наконец, надел полностью на безымянный пальчик и промолвил. - Аминь!
Доротея стала женой Кристиана. Ах, как это было чудесно. Катарина повторила вновь:
- Беру тебя… в законные жены… дабы иметь тебя при себе на ложе своем… Боже, Пресвятая Мария, значит, Доротея, моя милая Доротея, сегодня будет спать не одна, а с мужчиной? – Катарина даже раскрыла глаза, но перед ней было лишь серебряное распятие и мерцающий огонек свечи. – С мужчиной? Но как? Чем они будут заниматься? Тем от чего появляются дети? Господи, это грех? – она в упор смотрела чистыми широко распахнутыми голубыми глазами на изогнутое в нечеловеческих страданиях тело Христа. – Значит когда-то и я… кто-то скажет и мне, что… в законные жены… на ложе своем… - Картинка так радужно блиставшая весь день в воображении девочки как-то разом поблекла. А прекрасный принц вдруг превратился в страшного бородатого мужика, который тянулся к ней своими огромными грубыми ручищами. От него отвратительно пахло, как от конюхов, к которым как-то раз приблизилась Катарина, сбежав от кормилицы Марты в возрасте шести лет. Она заблудилась во дворах их замка в Лауембурге, и случайно попала на конюшню, проникнув туда через небольшую калитку. Там она увидела нескольких молодых мужчин, которые громко что-то обсуждали и хохотали при этом непристойно и мерзко (так ей показалось!), прихлебывая какое-то пойло из огромных деревянных кружек. С ними была парочка пышных телом великовозрастных (по сравнению с Катариной, конечно!) девиц с птичьего двора, которые прижимались к парням, а те лапали их то за верхнюю, то за нижнюю половины туловищ. Одной из них, так показалось девочке, кто из конюхов все время пытался задрать серую холщовую юбку. Принцесса потихоньку подошла к ним, рассмотреть получше, а они ее не замечая, вели себя все более и более развязнее. И тут она почувствовала этот отвратительный запах. Возможно, это был целый букет из острого конского пота, давно немытых мужских и женских тел, прокисшего вина или пива и лошадиного навоза, но его затхлость и омерзительность столь сильно ударила в нежный нос принцессы, что у нее закружилась голова и Катарина тихо застонала, стараясь рукой зажать ноздри. Но запах проникал отовсюду, и попытки принцессы, спастись от него, были безуспешны. Конюхи, услышав чей-то приглушенный стон, обернулись и остолбенели, увидев нежданную гостью. Катарина почти уже валилась с ног, когда кто-то из них быстро метнулся к ней, но вместе с ним приблизился и этот ужасный запах – принцесса лишилась чувств.