В замке уже давно был переполох, вызванный ее исчезновением и теми отчаянными криками, что подняла кормилица. Смущенный конюх вынес тело принцессы, был сразу окружен стайкой служанок, которые ругали его почем свет стоит, отобрали у него малышку и передали на руки Марте. Конюх пожал плечами, недоумевая из-за чего крик, и каким образом маленькая госпожа попала на задворки замка. Выразив таким образом свое отношение к происшедшему, он, не спеша, вразвалочку и почесываясь, удалился обратно, к ожидавшей его веселой компании. Сюда, на задний двор замка, уже спешила, привлеченная шумом сама герцогиня. Катарина пришла в себя на свежем воздухе и, не понимая, что произошло, вертела головкой по сторонам, осыпаемая поцелуями Марты. Убедившись, что с принцессой все в порядке, герцогиня строгим голосом высказала свое недовольство кормилице, велела немедленно отнести дочь в спальню, а также вызвать на всякий случай врача, и, зажимая батистовым платочком нос, удалилась, негодуя вслед за ними.
Вот и сейчас, вспомнив то происшествие или, точнее сказать, его ужасный зловонный запах, Катарина вдруг почувствовала, как комок тошноты внезапно встал у нее в горле. Она поспешно поднялась с колен, быстро перекрестилась, прося прощения у Господа за свое поведение, подбежала к туалетному столику и, схватив кубок с водой, жадно стала пить, стараясь избавиться от неприятных воспоминаний.
Напившись чистой и прохладной воды, она почувствовала облегчение и решила немедленно лечь спать. Забравшись на кровать, она свернулась клубочком под теплым одеялом и сказала себе твердо:
- Этого с тобой никогда не случиться, Катарина! У тебя будет жених лучше чем у Доротеи. А делить ложе со своим законным супругом это не грех! Зато у нас будет много очаровательных детишек. А потом, я же смогу все расспросить у моей любимой Доротеи! – Это умозаключение показалось Катарине совершенно правильным, и даже не собираясь больше рассуждать о том, каким образом появляются дети, принцесса преспокойно уснула.
Ей снился огромный корабль, весь в белоснежных парусах, на носу которого стоял прекрасный принц с сияющих позолотой латах. На нем не было шлема и его густые вьющиеся льняные волосы, прихваченные тонким кожаным ремешком, развевались кудрями от порывов ветра. Одной рукой он опирался на рукоять огромного меча, а другой приветливо махал ей – Катарине.
Глава 2. Схизматик.
Королевство Швеция, провинция Финляндия, Улеаборг.
Их было человек двадцать. Разутые, со связанными за спиной руками, в длинных сермяжных рубахах, покрытыми от пота и морской соли белыми разводами, в таких же портках, нелепо торчащих из под подола верхнего одеяния, они столпились в окружении солдат. Всклокоченные волосы и бороды с запекшейся кровью, ссадины на лице и теле, что проглядывали сквозь рваное и окровавленное полотно рубах, свидетельствовали о том, что приведены они сюда были не по доброй воле, а насильно. И сдача в плен прошла отнюдь не без потерь для нападавших. В стороне от окруженных пленников, прямо на траве лежали тела нескольких стражников, над которыми стоял, чуть наклонившись к умершим, католический монах в коричневой выцветшей рясе, и читал им заупокойную мессу. По соседству с покойными, еще несколько солдат, громко стонали, страдая от ран или от той боли, что причинил им только что лекарь, спокойно вытиравший окровавленные по локоть руки о свой черный фартук.
Некоторые из пленных беспокойно озирались по сторонам, словно выискивая возможный путь к спасению, другие, опустив голову, тихо шептали про себя слова молитв, изредка осеняя крестным знамением. Направленные прямо на безоружных людей острия пик, да тщательно скрученные крепкими веревками руки, не оставляли никаких шансов на спасение. Лишь двое или трое, крепких мужчин, державшихся впереди остальных, вели себя на удивление спокойно, ожидая той участи, что приготовил им Господь. К одному из них, на вид лет пятидесяти, широкоплечему и коренастому, прижимался, насколько позволяли путы, мальчишка лет пятнадцати. Отец сильнее других пострадал в схватке. Огромная рубленная рана, тянувшаяся от самого лба, через левый глаз, пересекавшая щеку и уходившая куда-то в глубину бороды, сочилась кровью и обезображивала лицо, но не лишала его выражения гордости и презрения. Ими просто пылал правый глаз, уцелевший в бою. Левый либо пострадал от страшного удара меча, либо просто залился кровью так, что открыть его не было возможности.