Сергей Пономаренко
ПРОКЛЯТИЕ РУКОПИСИ
— Так-то так, господин Фауст, — сказал этот доктор, — но как же обстоит дело с духами, о которых говорят, что они не только днем, а и ночью мучают людей?
Если из истории убрать всю ложь, то это совсем не значит, что останется одна только правда, — в результате может вообще ничего не остаться.
Часть I
Колдовской манускрипт
1. Базель. Март 1476 года
В город, раскинувшийся в предгорье Альп, на излучине широкого и полноводного Рейна, через ворота Шпалентор, охраняемые двумя круглыми зубчатыми башнями из красного песчаника, въехали двое всадников. Они едва поспели за тусклым диском солнца, что лишь угадывался в туманной дымке, спеша спрятаться за горизонтом, иначе бы провели ночь за городскими стенами.
— Томмазо ди Кавальканти, с письмом к его преосвященству, — громким, командным голосом назвался страже крупный мужчина средних лет, с небольшой, аккуратно подстриженной темной бородкой, слегка округлявшей его лицо, с длинными волосами, ниспадавшими из-под широкополой шляпы. Он говорил на немецком без акцента, лишь имя и крючковатый ястребиный нос выдавали в нем чужеземца. — Меня сопровождает оруженосец — Джованни Бальо.
Его спутник, кутавшийся в пыльный плащ с капюшоном, под которым виднелся нагрудник кирасы и к седлу которого была приторочена аркебуза, услышав свое имя, молча кивнул.
Командир окинул их внимательным взглядом и нетерпеливо взмахнул рукой.
— Проезжайте! — И тут же скомандовал алебардщикам: — Закрыть ворота!
К удивлению путников, на узких, вымощенных камнем улочках царило праздничное оживление. Здесь было полно ликующего народа, явно спешащего в центр города; повсюду слышался смех, радостные крики, издалека донеслись глухой барабанный бой и пронзительные звуки труб. Впереди всех, замедляя движение, шел в полном составе цех пекарей, одетых в традиционные одежды, в белых колпаках, далее следовали цеха суконщиков, башмачников.
— Если бы не начался Великий пост, то можно было бы подумать, что мы попали на карнавал, — недовольно промолвил Томмазо, — а сегодня даже не воскресенье.
В городе он был не первый раз, поэтому уверенно двигался к дому базельского епископа Йохансона III, расположенному недалеко от главной — Рыночной — площади, сразу за францисканским монастырем. Они пересекли площадь с большим фонтаном, украшенным статуей Богоматери, и миновали кафедральный мюнстерский собор с двумя шпилями, пронзающими начинающее темнеть небо.
Приземистый дом епископа — словно крепость в миниатюре — был темен, мрачен, и создавалось впечатление, что в нем нет ни души. Но когда путники спешились, а Джованни стукнул несколько раз бронзовым кольцом о кованую дверь ограды высотой более человеческого роста, отворилось небольшое смотровое окошко.
— Кто такие? Что нужно? — неприветливо поинтересовался привратник, словно навсегда уверовавший в коварство и злодейские помыслы всех людей без исключения.
— Мессир Томмазо Кавальканти с письмом к его преосвященству от его святейшества! — выкрикнул Джованни Бальо на итальянском, будто собирался докричаться до противоположного берега Рейна.
Окошко тут же захлопнулось.
— Тише, Джованни! В мои планы не входит объявить об этом всему городу, — одернул оруженосца Томмазо. — Рассчитываю завтра отправиться в обратный путь, до того как в городской магистратуре узнают о моем приезде.
Джованни вздохнул, понимая, что надежды отдохнуть после трудной дороги весьма призрачны.
Двери Открылись не так быстро, как путники рассчитывали.
— Проходите! — Привратник в темной сутане вежливо склонил голову, блеснув тонзурой.
Следуя в дом, путники миновали двух стражников в блестящих кирасах, вооруженных алебардами. На входе их встретил еще один служитель в сутане, назвавшийся отцом Томасом, он держал в руке подсвечник с тремя горящими свечами. Они прошли через анфиладу темных комнат-зал, но Томмазо не покидало ощущение, что безлюдность здесь — кажущаяся, он все время ощущал чужой, враждебный, не оставляющий их взгляд из темноты.
Служитель подвел их к закрытой двери и, испытующе взглянув на Томмазо, промолвил:
— Его преосвященство вас ожидает! Одного!
Но он не спешил открыть двери. Томмазо его понял и, сбросив длинный плащ с капюшоном, остался в коротком камзоле, на поясе у него висели меч и кинжал.
— Его преосвященство не любит, когда к нему входят вооруженные. — Служитель требовательно протянул руку, и Томмазо, не колеблясь, отстегнул пояс с оружием и передал ему.