– Экспериментальное зверье, – кивнул я. – Его у нас было много. Я же не только на людях практиковался. Но знаешь, что интересно? Оказывается, если разорвать измененное обрядом тело на куски, оно тоже не восстановится. Я в свое время до такого зверства не додумался, но ты обогатил мое представление об этом мире. Благодарю.
– Н-не за что, – отчетливо позеленел мой помощник, а я настойчиво подвинул к нему кровь.
– Ради этой склянки никто не отдал свою жизнь, все было вполне законно. А значит, это ничем не отяготит твою совесть. Пей.
Тот тяжело вздохнул, но все же послушно взял емкость и, принюхавшись, выпил.
– Странный вкус, – неохотно признался он, перехватив мой вопросительный взгляд. – Но не скажу, что неприятный. Напротив, мне даже нравится. Настолько, что я с трудом могу держать себя в руках, чтобы не кинуться на поиски новой дозы.
Я безо всякого удивления кивнул.
– К людям тебя подпускать еще рано – с контролем первое время будет беда. Но время теперь – не самое важное для тебя явление, поэтому не спеши. Ты привыкнешь. Главное, чтобы ты сам себя таким принял и научился с этим жить.
Не могу сказать, что вот так сразу все наладилось – повозиться с Нардисом нам все-таки пришлось. Помимо ежедневной борьбы с собственной жаждой и стремительно меняющимися эмоциями, ему пришлось заново учиться ходить, не срываясь на бешеное ускорение, контролировать собственное тело, дозировать силу, привыкать к солнечному свету… Да и много чего еще, о чем он в прошлой жизни даже не задумывался.
– Оказывается, это непросто – притворяться нормальным, – проворчал он, когда в очередной раз напортачил и испортил ценную вещь. – Дверь на себя потянуть сильно нельзя, руку кому-то от души пожать нельзя, быстро по улицам бегать тоже нельзя, ударить от избытка чувств по стене нельзя… Сплошные ограничения! Даже сами чувства просто так проявить не получается – я от этого зверею!
Я только усмехнулся, поднимая с пола сломанный этим негодяем кинжал. Хороший, между прочим, кинжал – плохими я, к сожалению, не запасся.
– А ты думал? Если не научишься себя контролировать, то в город мы тебя еще долго не выпустим.
Нардис потряс рыжей головой.
Всего-то чуток сильнее нажал на лезвие, как оно переломилось, будто хрустальное! А ведь какая сталь, какая тонкая работа, узор… Эх!.. Теперь такие уже не делают, но надо же парню на чем-то учиться.
Нардис с несчастным видом замер у противоположной стены комнаты, которую мы превратили в зал для тренировок. Ломать там было практически нечего… Ну, это я поначалу так считал… Однако после ошибок Нардиса на стенах появились многочисленные царапины, выбоины, местами даже дыры. Пол тоже перестать быть ровным и гладким. Про потолок вообще молчу, потому что испортить парень умудрился практически все, до чего только смог дотянуться.
И ладно еще, что новыми способностями (а они действительно оказались впечатляющими) Нардис довольно быстро научился управлять. Однако в эмоциональном плане он все еще вел себя как ребенок. В каком-то смысле он стал намного чувствительнее и ранимее. Его постоянно швыряло из одной крайности в другую. Он регулярно на меня дулся. Злился. Порой действительно взрывался… И каждый раз едва налаженный контроль над телом тоже улетал в бездну, после чего какое-то время бедняга Нардис все портил, бил, давил, случайно крушил, будучи неспособным взять себя в руки.
Только после очередной порции крови его внимание переключалось, и он успокаивался, как и любой человек, который после жесточайшего поста наконец-то дорвался до еды и в кои-то веки расслабился.
– Как у тебя это получается? – в сотый раз восклицал он, с досадой глядя на учиненные им же самим разрушения. – Почему ты никогда не ломаешь мебель, не отрываешь людям конечности, не сминаешь ложку в кулаке?! Да тебя от живого вообще не отличить, а у меня чуть что – сразу клыки наружу лезут!
Угу. Не только клыки, но еще и когти. Причем ого-го какие длинные! Но, хвала богиням, они почти ничем не отличались от тех, которые имелись у оборотней, поэтому довольно быстро втягивались обратно.
– Вильгельм! Ну, как?! Открой секрет, а то я уже чувствую себя тупым и бездарным!
Я только хмыкнул.
– Если бы ты знал, сколько я этому учился… Но поверь моему опыту: когда ты перестанешь считать употребление крови чем-то постыдным и привыкнешь к мысли, что она всегда доступна, то жажда сойдет на нет намного быстрее.
– Ну, да, тебе легко говорить. У тебя-то и жажды никогда не было!
– К жажде, если помнишь, прилагаются эмоции, – возразил я, заставив парня устыдиться. – А эмоции означают человечность. Если бы ты так и остался отмороженным на всю голову, разве тебя волновала бы такая мелочь, как желание испить чьей-то крови?