— Ну и хвала Саану, — заключил Мор, когда стало ясно, что упрямый старик действительно ушел. — Без него гораздо спокойнее.
Я только плечами пожал.
Да пожалуйста. Моя-то работа с его уходом только начиналась.
Пока пауки убирали опустевшую лабораторию, я выбрался из пещеры и, усевшись прямо на пороге, прикрыл глаза.
Гнор полагал, что оставил меня без ценных сведений. Думал, что отомстил за неудачу с эликсиром, и гордо ушел, уверенный, что без него у меня ничего не получится. Однако про Мора и про то, что за ним постоянно наблюдают, старик за все эти годы так и не узнал. А еще ему было невдомек, что мои крохотные помощники следят за ним из каждой щели и добросовестно сообщают мне все, что увидят.
Само собой, читать они не умели, да и я с их помощью сквозь стены видеть пока не научился. Однако они запоминали каждую закорючку и каждый штрих, сделанные Гнором в дневнике, а затем прибегали ко мне и, окунув лапку в чернила, скрупулезно воспроизводили все, что сумели подглядеть.
Со временем все его записи стали полностью мне доступны, и чтобы понять, где именно была допущена ошибка, Гнор был мне уже не нужен. Осталось только разложить эту информацию по полочкам и проанализировать все, чем занимался старик.
Это заняло мое время почти на месяц.
А когда я закончил разбираться, то пришел к выводу, что Гнор был не так уж и неправ. И когда сказал, что ключевым элементом в процессе воскрешения должна служить моя кровь, и когда предположил, что мое долголетие — прямое доказательство правильности его теории.
Кровь — это основа жизни. Величайшее сокровище, о ценности которого знали еще древние ведьмы. Кровь несла в себе ответы на многие наши вопросы. А я… не будучи по сути ни живым, ни мертвым… являлся той самой истиной, которая находилась где-то посередине, поэтому именно моя кровь должна была стать важнейшим элементом в магическом ритуале.
Еще мы оба сошлись на том, что без магии жизни она бесполезна. И что те же ведьмы, которые свободно такой магией пользовались, могли бы нам в этом помочь.
Гнора я, само собой, ознакомил с результатами работы нэла Тарио. Он также продолжил расшифровку символов и в результате пришел к выводу, что основа для конечного заклинания должна быть графической — это раз. И что в ее составе обязательно должны присутствовать символы как жизни, так и смерти — это два.
Вопрос заключался лишь в том, каким именно способом их совместить.
Увлекшись идеей создания жидкого лекарства, Гнор нанес эти символы на посуду — ту самую, где созревал его воскрешательный эликсир. Причем основу мы с ним придумывали уже вместе. Я со своей стороны наполнил ее энергией смерти. От него же мы, в свою очередь, позаимствовали энергию жизни. Кровь, в которой содержались оба этих компонента, должна была послужить связующим звеном. Ну а для снятия побочных эффектов и большей стабильности заклинания Гнор использовал защитные знаки из ведьминого круга, а еще решил добавить алхимические присадки, которые пронумеровал, как когда-то Кариур, и испытывал одну за другой.
Понятно, что живой ведьмы у нас не было, зато имелась ее кровь — это раз. Еще была магия крови, для которой ни колдун, ни ведьма уже не нужны — два. И имелся ведьмин круг, структуру которого мы тщательно изучили, доработали, слегка видоизменили и не сомневались, что сумеем его запустить.
Однако только сейчас я осознал, о чем мы в свое время не подумали. И что Гнор ошибся не потому, что был нетерпеливым или безграмотным. У нас просто отличались подходы к поставленной задаче. И были, как выяснилось, разные цели, поэтому-то эликсир и не сработал.
В частности, Гнор искал бессмертие лично для себя, тогда как я хотел всего лишь воскресить Нардиса.
Старик исходил из того, что экспериментальное тело будет сначала живым, потом мертвым и сразу снова живым, тогда как у меня в наличии имелся лишь замороженный труп, который омертвел давным-давно и уже утратил качества, которыми обладает свежее тело.
Гнор также верил, что эликсир бессмертия — самая подходящая субстанция для преобразования плоти. Мол, один раз выпил — и порядок. Вот только Нардис не смог бы его выпить по определению. А если бы я и влил ему лекарство в глотку, то из промерзших до хруста внутренностей ни единая его капля не смогла бы впитаться в кровь.