Все, что произошло и происходило, полностью выбило Кэсерила из седла. Сев на край кровати с сорочкой в руках, он разрыдался, после чего жестом отослал пажа и горничных.
– Что это с ним? – услышал он голос служанки, когда троица скрылась за дверью и затопала прочь по коридору.
– Какой-то чокнутый, как мне кажется, – ответил паж.
И через некоторое время, уже из отдаления, слабо донесся голос служанки:
– Тогда он попал куда надо…
3
Кэсерила разбудили звуки обычной предутренней суеты: во внутреннем дворике замка кто-то звал слуг, позвякивали горшки на кухне. Он открыл глаза и на мгновение, не поняв, где находится, испугался. Но нежные объятья пуховой перины заставили его вновь забыться в полусне. Да, это не та жесткая скамья, на которой ему приходилось спать последние восемнадцать месяцев. И ее не бросает вверх и вниз морская волна. И вообще никакого вокруг движения. Такова, вероятно, жизнь на небесах. И так тепло и покойно, что даже не болит исполосованная спина.
Празднование Дня Дочери должно продлиться от рассвета до заката. Наверное, он еще поваляется в постели, пока население замка не отправится для участия в общей процессии, а потом встанет. Бездельно поболтается по замку, погреется на солнце, составив компанию замковым кошкам. Если проголодается, то, как и во времена своей пажеской жизни, проберется на кухню и уговорит повара дать ему что-нибудь, чтобы заморить червячка.
Негромкий стук в дверь прервал эти приятные размышления. Кэсерил напрягся и сразу же успокоился, услышав голос леди Бетрис.
– Милорд ди Кэсерил! Вы уже проснулись?
Мгновение тишины, и вновь:
– Кастиллар?
– Одну секунду, моя госпожа! – отозвался он. Подкатившись к краю кровати, он с сожалением расстался с нежной поверхностью матраса. Тканый ковер защитил его босые ноги от холода, источаемого каменным полом. Прикрыв ноги ночной сорочкой, он подошел к двери и открыл ее.
– Я к вашим услугам, моя госпожа!
Бетрис стояла в коридоре, держа в одной руке лампу из дутого стекла, с горящей внутри свечой, а в другой – некий сверток из ткани, кожаных ремней и чего-то еще, что позвякивало внутри. Она была полностью одета: голубое платье и белый плащ, ниспадающий к ногам, волосы, убранные в косы и перевитые цветами и свежими листьями; бархатные карие глаза ее, в которых отражалось пламя свечи, светились весельем. Кэсерил не мог удержаться от ответной улыбки.
– Их светлость провинкара поздравляет вас со святым Днем Дочери! – провозгласила Бетрис и заставила Кэсерила едва ли не отпрыгнуть назад, резким движением раскрыв широко дверь. Войдя, она протянула ему лампу, а сама, проговорив: Вот, это для вас, бросила свою ношу на постель – нечто из белой и голубой ткани, а также меч на кожаном ремне. Кэсерил установил лампу на шкафчике, стоящем в ногах постели.
– Она прислала вам этот костюм, и, если он вам понравится, она просит вас присутствовать на общей утренней молитве в зале предков. После этого мы соберемся за праздничным завтраком, и вы, как она сказала, знаете, где это будет происходить. Пост кончился.
– Конечно, моя госпожа!
– А меч я попросила у своего отца. Это его второй меч. Папа сказал, для него это большая честь – предложить его вам.
Бетрис с нескрываемым любопытством рассматривала Кэсерила.
– А это правда, что вы участвовали в войне?
– Гм… В которой?
– Так их что, было много?
Глаза ее расширились, потом сузились.
Во всех войнах, что случились за последние семнадцать лет, как мне кажется. Последнюю кампанию против Ибры он пропустил, потому что сидел в казематах Браджара. Не участвовал он и в дурацкой экспедиции, которую король послал на помощь Дартаке – послал, толком не подумав, потому что все это время его беспрестанно осаждали рокнарийцы, с которыми так неумело торговался провинкар Гвариды. Кроме этих двух войн, вряд ли в обозримом прошлом были поражения, в которых он не участвовал.
– Было несколько, – уклончиво ответил он, и вдруг его пронзила ужасная мысль: между его наготой и глазами этой девушки нет почти ничего, кроме тонкого слоя льняной ткани. Он отшатнулся, скрестил руки на животе и слабо улыбнулся.