Жизнь замедлилась. Солнце немилосердно нагревало камни замка, и в душном классе ученицы Кэсерила без конца вздыхали и зевали, в чем им не уступал и их педагог. В один по-особому жаркий день он вообще прервал урок, да еще и отменил послеобеденные занятия, поскольку днем в помещении было совсем невыносимо. Как и обещала Бетрис, по мере наступления более теплых и долгих дней состояние вдовствующей королевы улучшилось. Она стала чаще появляться за семейным столом и каждый день, после полудня, проводила время в дальнем конце сада провинкары, в тени пышных фруктовых деревьев, в компании своих служанок. Правда, служившие Исте люди не позволяли ей подниматься на кромку замковых стен, где она могла бы разделить удовольствие вдохнуть свежего ветерка с Изелль и Бетрис, которые спасались там от жары и от ворчания всевозможных стареющих личностей, не желавших карабкаться вверх по ступеням.
Как-то жарким днем, который последовал за дождливой ночью, Кэсерил рискнул в поисках прохлады сбежать из своего душного помещения в сад. Под мышкой у него была книга из достаточно скудной замковой библиотеки – одна из немногих, которые он еще не прочитал. Не то чтобы его волновала тема этой книги, озаглавленной «Пять дорог к высшей цели: об истинных методах квинтарианской теологии». Скорее факт наличия этой толстой книги на его коленях, с ее страницами, шуршащими на ветру, должен был убедить случайного прохожего, что Кэсерил не просто дремлет, а дремлет сном серьезного ученого и педагога. Он обошел розарий и увидел королеву, сидевшую на скамье, которую он мечтал занять. С королевой была ее служанка, державшая в руках пяльцы. Как только женщины подняли на него глаза, Кэсерил, отогнав парочку назойливых пчел, отвесил поклон и пробормотал извинения за непрошеное вторжение.
Но как только он повернулся, чтобы уйти, вдовствующая королева окликнула его:
– Постойте, кастиллар… ди Кэсерил, верно?
И когда он повернулся к ней, спросила:
– Как у вас занимается моя дочь?
– Отлично, моя госпожа! – ответил Кэсерил, склонившись в почтительном поклоне. – Она очень хороша в арифметике и геометрии и настойчива в овладении дартаканским.
– Хорошо, – кивнула Иста. – Очень хорошо.
И отвернулась, переведя взор на залитый солнцем сад.
Служанка тем временем, склонившись к пяльцам, боролась с очередной ниткой. Сама леди Иста не занималась рукоделием, не вязала и не вышивала. Кэсерил случайно услышал от одной из служанок, что королева и ее дамы полтора года трудились над расшитым алтарным покрывалом для Храма, но в самом конце процесса, когда оставалось сделать всего несколько стежков, Иста, воспользовавшись временным отсутствием своих спутниц, сожгла почти завершенную работу в камине. Правду ли рассказала служанка или нет, но в руках леди Исты нынче была не иголка, а роза.
Кэсерил всматривался в лицо королевы.
– Простите мою дерзость, моя госпожа, – начал он, – но я хотел спросить, помните ли вы меня по тем временам, когда я служил вашему благородному отцу в качестве пажа? Прошло много времени, и я не удивлюсь, если вы меня забыли.
Он улыбнулся.
– И в те годы я еще не носил бороды.
Чтобы помочь королеве, он прикрыл нижнюю часть лица ладонью.
Иста улыбнулась Кэсерилу в ответ, внимательно, слегка прищурившись, посмотрела на него, и отрицательно покачала головой:
– Увы! У моего отца было очень много пажей.
– Я понимаю! Ваш отец был влиятельным человеком, и его окружала огромная свита.
Он перекладывал книгу из одной руки в другую, чтобы скрыть разочарование, и вновь улыбнулся, извиняясь за дерзость. Он надеялся: то, что она его не узнала, не связано с ее состоянием. Скорее в те годы, когда она переживала самый расцвет своей жизни, взгляд ее был устремлен вперед и вверх, а не вниз и по сторонам.
Служанка королевы, которая тем временем, что-то ворча, рылась в своей шкатулке для рукоделия, подняла глаза и проговорила, улыбаясь:
– Милорд ди Кэсерил! Если вас не затруднит, не могли бы вы на время составить компанию моей госпоже, пока я схожу за темно-зеленым шелком?
– Нисколько, леди, – машинально ответил Кэсерил. – То есть если…
Он глянул на Исту, которая ответила ему взглядом несколько ироничным.
Нет, в том, что он останется с королевой наедине, не крылось никакой опасности. Вряд ли она примется буйствовать, кричать и вообще выйдет из себя. Она даже слезы лила молча – он видел это, хотя и нечасто. Он поклонился служанке королевы; она же взяла его за локоть и, отведя за розовый куст, прошептала на ухо: