– Три? Вы сказали – три? – переспросила Исель. – Леди, паж…
– Она была беременна.
– О!
За столом воцарилась гнетущая тишина.
Провинкара потерла щеку и пронзила Кэсерила взглядом.
– Это правдивая история, Кэсерил?
– Да, увы, – вздохнул он. Он еще помнил, каким синим было лицо девушки, холодным и неподвижным – тело и как тяжелы были мокрые насквозь одежды… На душе же у Кэсерила было еще тяжелее. – Я должен был поставить в известность ее мужа.
– Ух, – выдохнул ди Феррей. Несмотря на свое пристрастие к застольным беседам, поддержать сейчас разговор он не решился.
– Не хотелось бы мне пережить такое еще раз, – добавил Кэсерил.
Провинкара издала странный звук и отвела взгляд. Через мгновение она сказала:
– Моя внучка не может плавать в речке нагишом, извиваясь, как какой-нибудь угорь.
Исель выпрямилась.
– О-о, ну конечно же, мы будем в льняных рубашках!
– Это правильно. В случае крайней нужды одежду обычно снимать некогда, – поддержал принцессу Кэсерил. Бетрис тихо пробормотала:
– И тогда мы будем стучать зубами от холода дважды: сначала – пока купаемся, потом – пока сохнем.
– Может ли какая-нибудь леди из замка научить принцессу? – поинтересовался Кэсерил.
– Никто из них не умеет плавать, – отрезала провинкара.
Бетрис согласно кивнула.
– Они способны только перебраться вброд через лужу, – и с надеждой посмотрела на него. – А вы можете научить нас плавать, лорд Кэс?
– О да! – хлопнула в ладоши Исель.
– Я… гм… – Кэсерил замялся. Рубашку, правда, при таких обстоятельствах ему снимать не придется, и не надо будет ничего объяснять. – Полагаю, да… если ваши гувернантки тоже поедут с нами, – он кинул взгляд на провинкару, – и если ваша бабушка позволит мне.
После долгого молчания провинкара сердито проворчала:
– Надеюсь, вы не продрогнете там до костей.
Исель и Бетрис благоразумно сдержали вопль радости, но одарили Кэсерила благодарными взглядами. Он задумался, не решили ли они, что он выдумал всю эту историю с ночными утопленниками ради них.
Первый урок был дан в тот же день. Кэсерил стоял посередине речки на случай, если его подопечные с перепугу пойдут ко дну, не успев замочить волос. Страх его поубавился, когда через некоторое время девушки расслабились и сами перестали бояться воды. Они, естественно, были более плавучими, чем Кэсерил, хотя месяцы за столом провинкары не прошли даром, стерев с его бородатого лица следы изможденности и чрезмерной худобы.
Его старания были вознаграждены. К концу лета девушки плавали и ныряли как утки. Кэсерил просто сидел на камнях у берега по пояс в воде, на всякий случай внимательно наблюдая за ними. Это сидение в воде было необходимо Кэсерилу не только для того, чтобы освежиться. Ему пришлось признать, что провинкара была права – плавание действительно неподобающее занятие. Тонкий лен, намокнув, прилипал к молодым стройным телам девушек, словно смеясь над скромностью, ради которой и был надет. Впечатление от увиденного Кэсерил и пытался всячески скрыть от своих жизнерадостных учениц. Мокрая одежда плотно облегала не только тела девушек, она выдавала и его принадлежность к другому полу, подчеркивая его – гм! – вполне восстановившееся и отнюдь не хрупкое здоровье. Оставалось только молиться, чтобы девушки ничего не заметили. Исель, кажется, и не замечала. Но что касается Бетрис, он был не вполне в этом уверен. Сопровождавшая их пожилая леди Нан ди Врит, отклонив предложение тоже научиться плавать, ограничивалась тем, что прогуливалась по камешкам, застегнутая на все пуговицы, не приподнимая даже длинную, до щиколоток, юбку. Она явно все замечала и с трудом сдерживала хихиканье. Благодарение богам, леди, похоже, доверяла Кэсерилу и уважала его, потому и не смеялась вслух, и не обсуждала подобные детали с провинкарой. Так ему, во всяком случае, казалось.
Кэсерил со смущением сознавал, что его влечение к Бетрис с каждым днем неуклонно возрастает. Не до такой, конечно, степени, чтобы подсовывать ей под дверь записки с глупыми стишками – благодарение богам за то, что сохранили в здравии его рассудок! – но вот поиграть бы на лютне под окном… Гм, как замечательно, однако, что теперь для него это было практически невозможно! Хотя сходить с ума можно по-разному, и не от всех таких возможностей он был застрахован…
Бетрис улыбалась ему – это правда, он не обманывал себя – и была добра с ним. Однако она улыбалась и своей лошади и с нею тоже была добра. Вряд ли ее дружеское расположение было настолько глубоким и прочным, чтобы даже в мечтах возводить на нем фундамент прекрасного замка, вносить туда кровать под льняными покрывалами и пытаться войти самому. Хотя… она действительно улыбалась ему.
Он много раз пытался отделаться от этой навязчивой идеи, но она снова и снова донимала его – вместе с прочими милыми мечтами, – особенно во время занятий на реке. Но он больше не будет строить из себя дурака, черт возьми! Возбуждение, столь его смущавшее, было признаком того, что силы и здоровье полностью восстановились, но что ему с того? У него, как и тогда, когда он был пажом, нет ни кола, ни двора, ни денег. А надежд – и того меньше. Он был бы безумцем, лелея мечты о любви, хотя… Отец Бетрис – дворянин и тоже не имеет земли. Живет на то, что получает на службе у провинкары. Он наверняка не станет презирать себе подобного.
Нет, презирать Кэсерила он, конечно, не будет. Ди Феррей умный человек. Но он достаточно умен, чтобы, учитывая красоту своей дочери и ее близость к принцессе, надеяться в будущем на куда более удачного мужа для нее, чем несчастный Кэсерил. Да взять любого отпрыска кого-нибудь из местных дворян – хоть и тех, что сейчас служат здесь пажами. Конечно, Бетрис считает их сопливыми щенками, но ведь у них могут быть старшие братья, наследники хотя и скромных, но состояний…
Сегодня Кэсерил вынужден был забраться в воду до самого подбородка и изо всех сил стараться не смотреть, как Бетрис карабкается на камни в этой своей мокрой, прозрачной рубашке, с повторяющими все соблазнительные изгибы тела мокрыми, черными волосами и, вытянувшись в струнку, ныряет в реку. Девушки брызгались и громко смеялись. Дни делались короче и прохладнее, по ночам становилось даже холодно. Праздник пришествия Сына Осени был уже не за горами. Всю прошлую неделю даже купаться было уже нельзя – должно быть, немного осталось теплых денечков, а потом купания прекратятся вовсе. Это послеобеденное летнее развлечение девушкам скоро заменят верховые прогулки и охота. А к нему, как верный пес, вернется его здравый смысл. Вернется ли?..
Солнце садилось, поднялся холодный ветер, и девушки выбрались на каменистый берег, чтобы успеть обсохнуть перед возвращением домой. Кэсерил так замерз, что не в состоянии был заводить с ученицами разговор на дартакане или рокнари. Он натянул плотные брюки для верховой езды, новые ботинки – подарок провинкары – и застегнул пояс с мечом. Подтянув подпруги, Кэсерил снял с лошадей путы и, подведя их к своим леди, помог девушкам забраться в седла. Маленькая кавалькада тронулась в путь. Наконец, после многочисленных вздохов и взглядов через плечо на оставшуюся позади серебристую водную гладь, всадники начали подниматься на холм к замку. Кэсерил, поддавшись неясному порыву, стиснул ногами бока своей лошади и поравнялся с Бетрис. Она кинула на него быстрый взгляд. Но язык его словно прилип к небу – от недостатка то ли смелости, то ли ума, а может, и того, и другого. Того и другого, решил он. Они с леди Бетрис вместе ежедневно сопровождали Исель. Если попытки ухаживания с его стороны будут сочтены неуместными, не испортит ли это непринужденность и легкость их отношений, возникшие за последнее время, что он служит принцессе? Нет… он должен, обязан, и он скажет что-нибудь прямо сейчас! Но лошадь Бетрис, завидев ворота замка, перешла на рысь, и момент был упущен.