– Извините, я встрял в вашу беседу.
– Нет уж поясните. В чем разница? В чем разница между хорошим солдатом и искусным дуэлянтом? – настаивал Тейдес.
Провинкара тихо хлопнула ладонью по столу и выразительно взглянула на Кэсерила.
– Продолжайте, кастиллар.
Тот пожал плечами и, вежливо кивнув мальчику, пояснил:
– Дело в том, принц, что солдат убивает ваших врагов, а дуэлянт – ваших союзников. Догадайтесь сами, кого предпочтет иметь мудрый командующий в своем лагере.
– О! – выдохнул Тейдес и умолк, глубоко задумавшись. Похоже, не было особой срочности в передаче записной книжки властям, как не было в этом деле и особых хлопот: Кэсерил мог сообщить о ней настоятелю храма Святого Семейства здесь, в Валенде, завтра утром, после того как пролистает ее сам. Книжку надо расшифровать; некоторым дешифровка кажется скучным и утомительным занятием, но для Кэсерила это всегда было развлечением. Он подумал, не следует ли из вежливости предложить свои услуги в качестве дешифровщика. Дотронулся до мягкой шерстяной мантии, во внутреннем потайном кармане которой покоилась книга, и в очередной раз порадовался, что помолился за покойного перед его спешным сожжением.
Бетрис, сведя тонкие темные брови, поинтересовалась:
– А кто был судьей, папа?
Ди Феррей поколебался мгновение и пожал плечами:
– Достопочтенный Вриз.
– А-а… – протянула провинкара, – этот, – и сморщила нос, словно учуяв нехороший запах.
– Может, дуэлянт ему угрожал? – спросила принцесса Исель. – Правда, судья мог попросить о помощи или арестовать ди Наозу…
– Сомневаюсь, что даже ди Наоза был настолько глуп, чтобы угрожать судье провинции, – сказал ди Феррей. – Хотя свидетелей он, возможно, запугал. С Вризом же можно было прибегнуть к иному способу. Вриз всегда был… гм… приверженцем более мирных методов убеждения, – и, отправив в рот кусочек хлеба, он недвусмысленным жестом потер подушечками большого и указательного пальцев.
– Если бы судья выполнил свою работу честно и смело, торговцу не пришлось бы прибегнуть к смертельной магии, – медленно проговорила Исель. – Вместо одного – два человека мертвы и прокляты… А будь ди Наоза казнен по закону, у него оставалось бы время очистить душу перед встречей с богами. И как же этот человек до сих пор остается судьей? Бабушка, ты можешь что-нибудь предпринять?
Провинкара поджала губы.
– Назначение судей провинции не входит в мою компетенцию, моя дорогая. Так же, как и их смещение. Однако департамент наведет порядок, я уверяю тебя, – она отпила вина и посмотрела на внучку. – В Баосии у меня большие привилегии, дитя мое, но не власть.
Исель взглянула на Тейдеса, потом на Кэсерила и, словно эхо, повторила давешний вопрос брата:
– А в чем разница?
– Право управлять и обязанность покровительствовать – это одно, и совсем другое – право принимать покровительство, – ответила провинкара. – К сожалению, между провинкаром и провинкарой разница не только в окончании слова.
Тейдес хихикнул:
– Это как между принцем и принцессой?
Исель повернулась к нему и сдвинула брови:
– О! И как ты предлагаешь сместить продажного судью – ты, привилегированный мальчик?
– Достаточно, вы оба! – строго сказала провинкара, в голосе которой явно послышались интонации бабушки. Кэсерил спрятал улыбку. Здесь, в этих стенах, она мудро правила по законам более древним, чем сам Шалион. Здесь было ее собственное маленькое государство.
Разговор перешел на менее острые темы. Слуги внесли сыр, пирожные и браджарское вино. Кэсерил наелся до отвала и понял, что пора остановиться, иначе ему станет плохо. Золотое десертное вино могло заставить его разрыдаться прямо за столом. Его подавали неразбавленным, и Кэсерил постарался ограничиться одним бокалом.
В конце трапезы снова прочли молитву, и принца Тейдеса, словно коршун птенца, утащил на занятия его воспитатель. Бетрис и Исель были отправлены вышивать. Они, весело пересмеиваясь, выбежали из столовой, за ними неторопливым шагом вышел ди Феррей.
– Они что, и впрямь смирно усядутся за вышивание? – недоверчиво поинтересовался Кэсерил, провожая взглядом исчезавшее в дверях облако юбок.
– Они будут ерзать, шептаться и хихикать, пока не выведут меня из себя, но вышивать, как ни странно, умеют, – ответила провинкара, сокрушенно покачивая головой, что не соответствовало доброму любящему выражению ее глаз.
– Ваша внучка – прелестная юная леди.
– Мужчинам определенного возраста, Кэсерил, все юные леди кажутся прелестными. Это первый признак старости.
– Это правда, миледи, – его губы растянулись в улыбке.
– Она выжила двух гувернанток и, похоже, вот-вот сживет со свету третью. Ну, фигурально выражаясь, конечно. Бедняжка завалила меня жалобами на девочек. А еще… – голос провинкары стал тише. – Исель нужно быть сильной. Однажды ее увезут далеко от меня, и я не смогу больше помогать ей… защищать ее…
Привлекательная, живая, юная принцесса была не игроком, а пешкой в политике Шалиона. Везение для нее заключалось в высоком и выгодном государству политически и экономически замужестве, что не обязательно предполагало счастье. Самой вдовствующей провинкаре повезло в личной жизни, но на ее памяти было несчетное количество браков, в которых высокородные женщины так и не познавали любви. Неужели Исель отправят в Дартаку? Или выдадут замуж за кого-нибудь из кузенов, наиболее приближенного к правящему семейству Браджара? Боги не позволят, чтобы ее продали в Рокнар в обмен на временное перемирие с архипелагом.
Провинкара искоса поглядывала на него при свете свечей.
– Сколько вам сейчас лет, кастиллар? Кажется, вам было около тринадцати, когда ваш отец прислал вас на службу моему дорогому провинкару.
– Примерно так, ваша милость.
– Ха! Тогда вам следует сбрить с лица эту омерзительную растительность. Она старит вас лет на пятнадцать.
Кэсерил считал, что его больше состарило рабство на галерах, но вслух сказал только:
– Надеюсь, мое объяснение не слишком рассердило принца, миледи.
– Мне кажется, оно заставило юного Тейдеса остановиться и подумать. Его воспитателю такое не часто удается. К сожалению, – она побарабанила по скатерти тонкими длинными пальцами и осушила свой бокал вина. Поставив его на стол, леди добавила: – Не знаю, где вы остановились в городе, кастиллар, но я отправлю пажа за вашими вещами. Сегодня вы остаетесь у нас.
– Благодарю, ваша милость, и с признательностью принимаю ваше предложение. – Благодарность богам, о, пять раз благодарность богам. Он принят, хотя и временно. Кэсерил замялся, смущенный. – Но… э-э… беспокоить вашего пажа нет необходимости.
Она изумленно вскинула брови.
– Это как раз то, для чего мы их держим. Как вы сами помните.
– Да, но… – он коротко улыбнулся и указал на себя рукой, – это весь мой багаж.
В ее глазах мелькнула боль, и Кэсерил добавил:
– Это значительно больше, чем было у меня, когда я сошел на берег с ибранской галеры в Загосуре.
Тогда на нем были лишь лохмотья да язвы. В приюте лохмотья сожгли сразу же.
– В таком случае мой паж, – произнесла она не терпящим возражения тоном, – проводит вас в ваши покои, милорд кастиллар.
И добавила, поднимаясь со стула с помощью кузины-компаньонки:
– Мы еще поговорим с вами завтра.
Комната, предназначавшаяся для почетных гостей, находилась в старом крыле. В ней когда-то ночевали принцы, наслаждаясь ее абсолютным и совершенным комфортом. Кэсерил сам прислуживал таким гостям сотни раз. Кровать с мягчайшей периной была застелена тонким бельем из отбеленного льна и покрыта пледом искусной работы. Не успел еще паж удалиться, как пришли две горничные, принесли воду для умывания, полотенца, мыло, зубочистки, роскошную ночную рубаху, колпак и тапочки. Кэсерил рассчитывал спать в рубашке, доставшейся ему по наследству от покойного торговца.
Это было уже слишком. Кэсерил сел на край кровати с рубахой в руке и тихо всхлипнул. С трудом сдержавшись, чтобы не расплакаться при свидетелях, он жестом отослал насторожившуюся прислугу и пажа.