– Кстати, о проблемах, – заметил Крэйн. – Как это может повлиять на тебя? Прошу, ответь честно.
Стивен поставил локти на стол и провел кончиком вилки по большому пальцу.
– Что ж, юстициарии не обязаны расследовать обычные случаи, не связанные с магией. – Он задумчиво постучал по вилке. Металлические зубцы раскрылись, как лепестки цветов. – Если Рэкхем заявит на меня юстициариям или Совету, это будет ужасно и унизительно, но не более того. У них недостаточно профессионалов, чтобы так легко от них отказываться. – Стивен провел пальцем по одному из зубцов, наблюдая, как металл закручивается. – Но злоупотребление силой для сокрытия своих преступлений – это другое дело. Если бы я попал в поле зрения полиции из-за того, чем мы с тобой занимаемся… ну, я всегда думал, что разберусь с этой ситуацией… – Он рассеянно взмахнул вилкой.
– Злоупотребив своей силой?
– Совсем немного.
– Естественно, – сухо произнес Крэйн. – Но сейчас что-то способно тебе помешать? Сможет ли Рэкхем доказать, что ты это сделал?
Стивен ответил не сразу. Его внимание, по-видимому, было сосредоточено на трех других зубчиках вилки, сплетавшихся в косу.
Крэйн терпеливо ждал.
– Будь я в списке наблюдения, могли бы возникнуть сложности, – наконец сказал Стивен. – То есть, когда кого-то из нас подозревают в колдовстве или превышении своих полномочий, его напарникам и коллегам поручают пристально следить и решительно пресекать любые нарушения правил. Тот, кто находится в этом списке, становится мишенью и лишается презумпции невиновности. Если бы я, находясь под наблюдением, попал в руки полиции, использование силы вызвало бы большие неприятности. Но, не используй я магию, неприятности никуда бы не делись, потому что меня бы арестовали. Так что да, все могло бы закончиться плохо.
– И Рэкхем мог бы внести тебя в список наблюдения?
Стивен медленно обернул тонкую металлическую ручку вокруг пальца, словно это была бумага.
– Нет. Нет, он не может этого сделать. Никоим образом. Я испортил твою вилку.
– У меня есть еще.
– Богат на вилки. – Стивен уронил загнутый кусок металла на стол. – Давай обсудим это позже, Люсьен. Я хочу спать.
Это должна была быть ночь любви, заглушающая горечь от разлуки. Крэйн чувствовал в Стивене уязвимость, наполняющую его собственное тело чужой болью, и он занимался любовью соответственно – заботливо и осторожно. Стивен зарылся в него, и Люсьен гладил его затылок, целуя ухо, уделяя внимание чувствительной мочке, пока дыхание Стивена не сбилось. Граф целовал, гладил и ласкал языком тело Стивена, крепко держа его в своих объятиях, затем спустился ниже, чтобы осторожно обхватить губами его плоть, заставляя мага стонать, возбуждая, но не мучая. Сегодня Стивен был горячим, мягким и податливым, и Крэйн почувствовал прилив нежности, наблюдая за лицом, закрытыми глазами и откинутой головой любовника.
– Все хорошо, милый, славный мальчик, – пробормотал он, вставая на колени между ног Стивена. – Я позабочусь о тебе.
Стивен распахнул глаза и на мгновение встретился с Крэйном янтарным взглядом. Выражение его лица оставалось непроницаемым, от него веяло холодом. Затем он покачал головой, подтянул ноги, перекатился и, отвернувшись, встал на колени.
– Стивен?
– Вот так, – сказал он слегка приглушенным голосом.
– Но так я не смогу тебя поцеловать. – На самом деле во всем мире не существовало такой позы, которая позволила бы им целоваться во время соития. Крэйн не хотел признаваться, что тогда он не увидит нужду во взгляде Стивена, не прочтет наслаждение, или его отсутствие, через прикосновение к магическим ладоням. – Стивен, ты уверен…
– Прошу, Люсьен. Не сдерживайся. Мне это нужно. Пожалуйста.
Крэйн открыл было рот, чтобы возразить, но замолк. Стивен, конечно, всегда был склонен к подчинению, но иногда он также использовал тело, чтобы успокоить разум, позволяя интенсивным физическим нагрузкам блокировать чувствительность к вещам, недоступным взору Крэйна, и воспоминаниям, которыми маг предпочитал не делиться. В такие моменты в Стивене просыпалась тяга к грубости, что Крэйн находил слегка тревожным, в основном потому, что он был намного крупнее и сильнее и боялся причинить реальную боль, и лишь немного потому, что грубость применялась к тому, кто мог убить лишь одной мыслью.
Но Стивен знал, чего хочет. Крэйн испытывал разочарование, даже иррациональный гнев, что потребности его любовника столь непривычно не соответствовали собственным желаниям графа. Но очевидно, что последние несколько дней наложили свой отпечаток, Стивен ясно дал понять, что ему нужно, и Крэйн не мог заставить его заниматься любовью, если маг хотел трахаться.