Таким образом, несмотря на то, что боль пронизывала каждый дюйм моего тела, и мой череп был готов вот-вот расколоться, я сосредоточилась, желая снова превратиться в человека. Стон вырвался изо рта, и мышцы задрожали. Я справилась с болью, напомнив себе, что не смогу выжить, если не превращусь в человека.
Ни одно другое превращение не казалось таким невозможным, как это. Я была полностью опустошена, и мокрые слезы текли по мордочке, в то время мои зубы скрежетали друг о друга. Наконец, разум победил тело. Металлическая крышка задрожала, а затем слетела с меня, как только дверная ручка опустилась вниз.
Горничная вернулась, и с ней был громоздкий матрос, который нес кошку. Матрос бросил кошку и выругался при виде меня, а служанка закричала:
— Что это за колдовство!
Мое тело действовало на автопилоте, и я швырнула миску в горничную, вызвав крик, пнула кошку изо всех сил и рубанула рукой по горлу моряка. Он отшатнулся назад, хватая ртом воздух, в то время как горничная бросилась прочь от меня.
Я поспешила выбраться из каюты, помчалась по коридору и незамеченная добралась до уборной. Внутри я заползла в большой пустой ящик для хранения, который должен был служить моей кроватью, пока я оправлялась от событий сегодняшнего вечера и выясняла, как оставаться незамеченной в качестве человека. Если бы Делайла увидела меня в таком жалком состоянии, с синяками на теле, с кровоточащим ртом, она бы рассмеялась. Если бы она была здесь, то не пряталась бы в грязной кладовке, а соблазнила пассажира разделить с ней его каюту. Увы, я не была Делайлой. И так как для меня было уже небезопасно переходить в мышиную форму, мне пришлось бы провести остаток путешествия в этом крошечном пространстве, пахнущем уксусом.
Пока я лежала в деревянном ящике, маринуясь в терпком запахе, десны кровоточили, зубы болели, и тело дрожало от голода и истощения, я клялась себе, что заберу все у Клары и императора так же, как они у меня и матери. Я буду пытать их так же, как они пытали меня и мать. Они поставили меня в такое положение и несли ответственность за каждый несчастный момент в моей жизни и за смерть матери, и я накажу их десятикратно за все, что мы с матерью пережили.
16. Клара
Мои приключения в пустыне и изнурительные скачки верхом запылили одежду, а так же мое потное тело. Поэтому, когда слева появилось чудесное озеро, я не могла проигнорировать его призыв. Я поспешно слезла с Бисквит, подхватила золотой клубок пряжи и провозгласила:
— Мне нужно искупаться.
Я поспешила к озеру, не оглядываясь на Филипа, чтобы не слышать, что купание — плохая идея. Так же я не хотела, чтобы он видел мои залитые румянцем щеки, последствие моего воображения, как Филип ныряет в озеро, потом выныривает с блестящими жемчужинами воды на коже и волосах. Мне хотелось встряхнуть себя. Что со мной происходит? Это то, что девушки при дворе имели в виду, говоря, что придет время, когда я захочу выйти замуж и быть с мужчиной? Нет, не может быть, ведь, хотя у меня и были странные мысли о Филипе, я была уверена, что не хочу замуж.
Покинув замок, я увидела, как много всего за Шенбруннскими стенами. Я бы не успела исследовать мир за всю свою жизнь, но мне нужно было увидеть хотя бы его часть перед тем, как связать себя с кем-то и застрять в замке, рожая наследников и устраивая балы для двора и других королевств. Одна мысль о подобных обязанностях скрутила мой живот. Возможно, это то, что чувствовала каждая молодая девушка, думая о замужестве. Если так, то почему никто не говорит об этом? Почему эти чувства игнорируют и заглушают? Мне хотелось прокричать о них миру — громко и четко, чтобы каждый смог услышать.
— Ты в порядке?
Я повернулась и покосилась на Филипа. Солнце за ним ослепило меня.
— Ты стоишь возле озера уже несколько минут. Передумала на счет купания?
— Нет, не передумала. Я размышляла.
Я изучала его, соображая, сколько мне придется о нем узнать. Было бы легче оставить свои чувства при себе, но разве мне не казалось, что будет легче, если высказать их вслух? Разве не должна я быть честной с собой и своими друзьями?
— Я не хочу выходить замуж за принцев, и я не заинтересована рожать им наследников или развлекать иностранные делегации.
Филип усмехнулся.
— Я не хочу рожать наследников Джулиану, Симону, Леону или Феликсу.
— Что скажешь? Не считаешь их отличной партией? — с улыбкой поинтересовалась я.