— Галактион? — поинтересовался Никон, медленно переворачиваясь на бок.
Все терпеть такую боль он не привык.
— Я так не могу, — сжалился над Никоном Иноксион и через полминуты Никон был здоров как Хранитель. — Я с ним познакомился случайно. Хороший парень. Только немного сдвинутый.
— И в чём это выражалось?
— Ты бы бросил все и полетел сквозь всю Вселенную искать одну единственную девушку, имея всего пару рисунков, не ясные рассказы некоторых личностей, знающих от силы планеты в системе и образец ДНК? Причем, даже не знаешь, в каком направлении была её галактика?
— Да, — не задумываясь, решил Никон. — Если это была Кая или Олимпия.
— Я бы тоже, что понял не так давно, — ответил Иноксион. — И он решился. У него любовь забрали, вот он и колесит всю Вселенную в её поисках. Как ни странно, она имела такое же ДНК, как и мы. А вот он вместо красной крови имел серебряную.
— Даже так? — удивился Никон.
— Да, — просто ответил тот. — Он рассказал, что она для него больше, чем жизнь, и что он все на свете готов отдать, лишь бы она нашлась. Ему не важны ни пространство, ни время. Я с ним поделился этой историей, и он предложил мне сделать что-нибудь гадкое, в том числе и проклятие. Как он сказал, на моем месте он поступил бы именно так. Он мне дал тот самый кристалл, из которого я сделал компоненты для проклятия и для его снятия. Сказал, что так будет надежнее. Потом, проведя некоторое время здесь, не более месяца, и не найдя то, что нужно, он продолжил свои поиски. Улетел, и пообещал, что если найдёт, то непременно сообщит мне.
— И как, сообщил? — спросил Никон.
— Нет, — ответил Иноксион. — Но, я думаю, что найдет. С его одержимостью, точно найдет.
— Молодец, — заметил Никон.
— Да. Сейчас я смотрю на свою прошлую жизнь, которая кончается со знакомства с Олимпией, и понимаю, что я был во многом не прав. Нужно было действовать иначе. Теперь, я расплачиваюсь за свои ошибки, — Иноксион погрустнел.
— Чем расплачиваешься? — поинтересовался Никон.
— Тем, что Олимпия, как только узнала, что я виноват в проклятии её отца, перестала относиться ко мне, как к человеку, которого любит. Она не перестала со мной разговаривать. Не перестала видеться со мной на различных представлениях, вечерах, встречах. Она стала со мной слишком холодной, слишком вежливой, будто я для неё ничего не значу, — эти слова он произнес так печально, что Никону стало его жаль.
Хотя, почему это он должен его жалеть? Этот человек виноват в его проклятии, виноват в многочисленных смертях. Виноват! Но он ведь тоже человек. Ему тоже свойственно совершать ошибки. Ему свойственно раскаиваться, в чем Никон не сомневался. Этот человек переступил через свою гордость, через свои принципы ради того, что бы поговорить с Никоном. Он полюбил по-настоящему. Он раньше заблуждался.
Никон подумал, о том, что ему сказал Иноксион. Все же, как бы ни было, этот человек имеет право на второй шанс, даже если это вызовет у многих недовольство.
— Знаешь, мне кажется, ты заслуживаешь второго шанса, — сказал Никон.
— Может быть, и нет, — покачал головой тот. — Я не за этим пришел. Мне нужно, что бы всего лишь поговорил с Олимпией, чтобы она хотя бы стала ко мне относится, как к другу. Это все, о чем я прошу.
— Да? — удивился Никон. — И ни чего больше?
— Ничего, — отрицательно покачал головой тот. — Мне нужна лишь она. Более никто.
— Что ж, я поговорю с ней. Хотя бы потому, что ты снял с меня эту жуткую боль.
Иноксион улыбнулся.
— О большем я и мечтать не могу. Спасибо, что выслушал. И что понял.
— Всегда, пожалуйста, — ответил Никон. — Но вот если бы с Каей что-нибудь случилось, я бы тебя собственноручно задушил.
— У Каи кома, — сказал тот.
— Что?! — Никон был в ярости. — И ты молчал?!
— Она в соседней палате, — сконфуженно ответил тот. — И это не совсем кома.
Никон хотел сначала ринуться к Кае, но потом все же решил вытрясти подробности из этого наглеца.
— Это магическая кома, — ответил тот.
— И сколько она продлится?
— Трудно сказать, — пожал плечами тот. — Судя по рассказу Олимпии, это уже третья.
— И?
— Скоро отпустит, и она будет в порядке, — ответил тот спокойно.
Никон успокоился. Раз с Каей все более или менее в порядке, то жить можно.
— И когда её отпустит? — поинтересовался Никон.
— Где-то через месяц, — пожал плечами тот. — Этого я точно сказать не могу, потому что не знаю. Не имел прежде с этим дело. А прогнозы поставила Олимпия.
Никон вышел из своей палаты и направился в соседнюю. Кая была там. Она лежала на просторной кровати и была абсолютно неподвижна. Никон подошел к ней. При его приближении она не встала и даже не шевельнулась. Глаза были закрыты. Никон минуту постоял рядом, затем наклонился и поцеловал. Губы были теплые. Значит, все будет хорошо.
Прошло около четырех месяцев. Никон возвращался с очередного заседания по внутренней политике галактики. Его мысли были заняты Олимпией. Она помирилась с Иноксионом. Никон видел, что она любит его. Как она на него смотрела, как улыбалась, когда он отворачивался и не видел её, как блестели у неё глаза, когда она смотрела на его фотографии. Но быть с ним она отказалась. Простить можно многое, но некоторые поступки требуют раскаяния. Иноксион так и не смог извиниться перед Никоном за проклятие. Именно поэтому Олимпия держала его на расстоянии. Никон вечерами заставал её со слезами на глазах. Он посоветовал ей простить его. Не хотел, что бы дочь страдала. Но она отказалась. Сказала, что так будет лучше для них обоих. Больше в их отношения Никон не лез.
Маша продолжала заниматься своими делами в адвокатской конторе, и была свободна и счастлива, как никогда. Правда для полного счастья ей не хватало Каи, которая спокойно пребывала в коме без видимых изменений. Но тут тоже были сюрпризы. Оказывается, Игорь решился на очень серьезный поступок, и предложил Маше выйти за него замуж. Никон чуть в обморок не упал от такого известия, как и Хранитель и весь большой совет. Маша думала недолго и согласилась, из-за чего Никон выпал в осадок. Оказывается, они стали встречаться после Фестиваля.
Никон после всего произошедшего он стал больше времени уделять политике и всему остальному. Ведь он был теперь не принужденным правителем и в любом случае мог уйти. Но он стал стараться, что бы жизнь стала намного лучше, ведь он старался для своей дочери, и для Каи, на которой он был преисполнен желания жениться, как только она выйдет из комы.
Марина продолжила учиться в Академии Каи, где по совместительству заменяющего и был Данте. Вот тут разгорелся нешуточная битва между Данте и Даниэлем. Даниэль стал хорошим консультантам по гонкам и одним из лучших пилотов. Данте тоже был не последним по своей значимости. А Марина не знала, кого из них выбрать. Но все же со временем она выбрала Даниэля, объясняя это тем, что с его семьёй она знакома, его сестра стала подругой. Даниэль всегда был рядом, близкий и родной человек. А вот Данте был для неё далек. Чувствами она больше пылала к дракону. Но все же лучше свой человек, чем дракон.
Хранитель часто навещал Каю, даже чаще, чем сам Никон. И был очень расстроен тем, что она не приходила в себя. Все его как могли, так и подбадривали. Олимпия сначала выводила его из себя. Слишком уж он ей спокойным казался. Потом успокоилась, и Никон видел их часто в палате вместе.
Никон шел в свой кабинет, задумавшись о политике, когда столкнулся с кем-то в коридоре. Он даже не заметил, кто это был, лишь извинился на автомате, и пошел дальше.
— Тебе не кажется, что ты слишком много времени работаешь? — спросил до боли знакомый мягкий женский голос.
Он резко обернулся и увидел Каю. Она была в шикарном голубом платье, которое подчеркивало её голубые глаза. Причем оба глаза были голубого цвета.
— Что с твоими глазами? — хрипло спросил он.
На большее его сил не хватило.
— Я нашла общий язык с магией по некоторым аспектам, — пожала плечами Кая. — Поэтому она меня так долго не хотела отпускать из комы. Но когда мы будем наедине они обратно вернуться в разноцветный вариант.